Когда вернусь в казанские снега…. Антология

так нахально не трезвонит. Открываю дверь и сразу вижу, о чём будет беседа. Если Лукоянова стоит томная, сложив руки на груди на манер оперной певицы, и смотрит на меня как на ещё неоткрытую дверь – значит будет исповедоваться в своей безумной любви к кому-то. Если же она опирается одной рукой о дверной косяк, а другая – на бедре, улыбка надменная и блеск в глазах, – значит, кто-то безумно влюбился в неё…

      У меня всегда дел полно: и в шахматы с компьютером хотел сыграть, и в столе прибраться надо, да мало ли… Но ей глубоко безразлично, есть ли у меня время или настроение выслушивать её безответственный треп. И, главное, ребята у неё все какие-то смешные. Жуткие красавцы. Одни красавцы – жгучие брюнеты, другие – голубоглазые блондины, а третьи – «Ой, Мишка, я даже описать не могу!..» Эти ей особенно дороги. Я уже зверею от всех её принцев.

      И так, и эдак ей намекну, мол, занят. Не понимает.

      – Вот, – говорю, – математическая олимпиада на носу, и подготовиться бы не грех – один как-никак за весь класс отдуваюсь.

      – Да, – отвечает, – ты уж постарайся, я за тебя болеть буду, на чём я остановилась?..

      – Вот книжку дали на полдня – дочитать бы…

      – Интересная? Про любовь? Да ты слушай, что дальше-то было, – что за манера перебивать!..

      Просто взять и выпроводить её тоже не могу – страшно обидчивая.

      Как-то в лоб спрашиваю:

      – Слушай, у тебя же есть подружки – Люська, Лариска… Почему ты именно меня выбрала своим конфидентом?

      – Да ты что? – отвечает. – Они такие болтливые, им только расскажи – назавтра весь класс будет знать.

      – Ну и что, – говорю, – пусть знают…

      – C ума сошёл? Зачем мне врагов наживать. Думаешь, девчонки будут в восторге от того, что в меня все влюбляются? Или, может, нашим мальчишкам будет приятно знать, что я страдаю по кому-то со стороны?

      Вика считает себя красавицей. Возможно, какие-то основания для этого у неё имеются… Мой приятель Борис (тоже из бывших «принцев» третьей категории) сказал про неё однажды: «Красивая девчонка, но со странностями…»

      Вот только для чего она щурит свои и без того раскосые глаза и складывает губы бантиком? Она думает, что так она загадочнее, и называет это «держать лицо». Для чего нужно таким идиотским манером держать лицо, убей меня, не понимаю.

      Иногда, когда у неё перерыв в сердечных делах, с ней можно вполне прилично поговорить, хотя бы о литературе. Правда, стихи её раздражают… А я, как это ни странно, люблю поэзию. Даже сам немного… но это так, для себя.

      Однажды в начале учебного года мы гуляли и наткнулись на афишу: «Вечер поэзии Александра Блока». Ну, я и затащил Вику в Дом культуры. Говорю:

      – Мы Блока будем проходить по литературе, так что полезно иметь представление…

      Вошли мы. О, там уже целый зал десятиклассников. Тут Вика зашипела:

      – Всё равно на будущий год пригонят сюда. Лучше бы в кино пошли…

      Вышла артистка в чёрном, села за рояль, прекрасную мелодию играет – серенаду Шумана.

      – Это ещё что за штучка? – шепчет Вика. – В ключицу можно сто рублей мелочью насыпать, а платье декольтировано