Его безумная ярость. Юлия Еленина

должно быть дело до твоих проблем? Во имя былой любви? – на последнем слове запинается, будто говорит не о том, что было у нас, по-настоящему чистым, а о чем-то отвратительном, вызывающем брезгливость.

      Отгораживается от новости, которую я ему сообщила. Специально вспоминает о любви, а не о нашем ребенке. Марк снова не хочет верить и не хочет принимать.

      Только словосочетание «былая любовь» ко мне вряд ли можно применить, сколько себя ни убеждай.

      – Ты прав, Марк. Прощай.

      Тянусь к ручке, дергаю, но дверь заблокирована. Какая я дура, черт возьми! Сама разрушила тот островок спокойствия, который, казалось, удалось создать после нашего расставания.

      Марк хватает меня за затылок и притягивает к себе. Морщусь от боли и прошу:

      – Отпусти.

      – Не знаю, какую игру ты затеяла опять, но больше я на твой крючок не попадусь.

      Он говорит мне прямо в лицо. Так близко, что мы, кажется, снова готовы раствориться друг в друге, будто нет недоверия и стен недопонимания. Марк переводит взгляд на мои губы, и я чувствую, как их начинает покалывать, а затем они нестерпимо зудят. Это предвкушение, полное нашей болезненной зависимости друг от друга.

      Но, видимо, ярость Марка сильнее. Он отталкивает меня так же резко, как и притянул. Раздается щелчок замка.

      – Если есть что сказать, то говори. Но подумай дважды. Если это какой-то очередной гениальный план, не советую нарываться.

      Молча проглатываю последнюю фразу Марка. У меня был только один план: жить с мужем долго и счастливо. Но не столько у судьбы, сколько у людей на нас нашлись свои планы. А ведь я просила, как чувствовала, не лезть в этот чертов бизнес, не пытаться охватить все.

      Стук в окно прерывает мои воспоминания. Марк опускает стекло со своей стороны, и я слышу:

      – Лейтенант Бессонов, предъявите документы.

      – В чем дело?

      – Здесь остановка запрещена.

      Сейчас я благодарна гаишнику, что он впустил хоть немного свежего воздуха в пропитанный злостью, воспоминаниями и дымом салон.

      Марк откидывает козырек и в документы кладет купюру. Вот он, способ решать все проблемы. Жаль, что в моем случае не подходит.

      – Счастливо, Марк Захарович, – благодарно салютует лейтенант.

      – И вам.

      Окно снова закрывается, и машина трогается с места. Я понимаю, что молчание Марка раздражает, и начинаю говорить:

      – Где-то два месяца назад знакомый фотограф сломал руку и попросил меня заменить его на свадьбе. Жених с невестой против не были, деньги обещали приличные, и я согласилась.

      – Им не понравились твои фотки? – усмехается Марк, когда я замолкаю, думая, как продолжить.

      – Понравились, – не обращаю внимания на его иронию. – Но что-то в кадр не должно было попасть.