Ставка на проигрыш. Дик Фрэнсис

мне о своей жизни. И что вы думаете об Эгоцентрике?

      Ее судьба, начала она извиняющимся тоном, не столь интересна. Первый муж, оптик, умер за год до того, как она встретила Гарри, и вся жизнь, за исключением благотворительности, сводится к ведению дома. Она довольна, что Гарри выиграл лошадь, ей нравится бывать на скачках в роли владелицы, и она считает игру на скачках захватывающей, но ставка в десять шиллингов – ее предел.

      Они с Гейл страшно забавлялись, придумывая костюм для жокея Гарри.

      – А какие цвета?

      – Пурпурные и бирюзовые вопросительные знаки по белому полю, бирюзовые рукава, красное кепи.

      – Очень красиво, – улыбнулся я. – Теперь буду следить за ним на скачках.

      Гарри сообщил, что тренер планирует провести Эгоцентрика еще через один тур соревнований до начала скачек на Золотой кубок. Может быть, тогда я и увижу лошадь.

      – Может быть, – согласился я, и тут Гейл внесла чай.

      Гарри и Сара торопливо осушили по три чашки, одновременно взглянули на часы и сообщили, что пора собираться на коктейль.

      – Я, пожалуй, не пойду, – проговорила Гейл. – Вы извинитесь перед ними, но мне надо поработать. Могу заехать за вами, если хотите. Позвоните, когда соберетесь домой.

      – Прежде чем мы попрощаемся, – сказал я, – мне хотелось бы взглянуть на все газетные вырезки, какие у вас есть. И фотографии.

      – Ради бога, ради бога… – забормотал Гарри. – Гейл вам все покажет. Ладно, милочка? А сейчас надо бежать. Старина Марроу, заметьте себе, не кто-нибудь, а президент гольф-клуба… Рад был познакомиться. Надеюсь, вы узнали все, что необходимо… Звоните, если возникнут еще вопросы.

      – Спасибо, – ответил я, но он уже исчез. Хантерсоны поднялись наверх, потом спустились в холл, входная дверь хлопнула, от дома отъехал автомобиль. Дом погрузился в тишину.

      – Они не то чтобы пьяницы, – произнесла Гейл. – Просто живут от одной выпивки до другой.

      Очередь Гейл объяснять. Однако в ее тоне я не уловил ни малейшего желания оправдываться, не то что у Сары.

      – Наслаждаются жизнью, – откликнулся я.

      Гейл приподняла брови:

      – Правда? Да, пожалуй. Мне и в голову не приходило.

      «Эгоистична, – подумал я. – Холодна. Бесчувственна… Все, что я ненавижу в женщинах. Все, что мне необходимо в женщине. Слишком соблазнительна».

      – Посмотрите фотографии? – спросила она.

      – Да, пожалуйста.

      Она принесла альбом в дорогой коже, и мы перелистали его. Все газетные вырезки я знал. Ни одна из фотографий не оказалась достаточно изысканной для «Тэлли». Я сказал, что придется заехать еще раз с фотографом. Гейл отложила альбом и встала.

      – Они позвонят от Марроу часа через два, не раньше. Может, останетесь и выпьете чего-нибудь?

      Я взглянул на часы. Поезда ходили через каждые тридцать минут. Ну, допустим, на следующий я не успею… Там была Элизабет. А здесь – Гейл. И времени всего час.

      – Хорошо, – сказал я. – Остаюсь.

      Она налила мне пива. И сама взяла стакан. Я