Ставка на проигрыш. Дик Фрэнсис

не обратил никакого внимания на оттаявшее мясо; тяжело ступая, направился к дальней двери, что вела в комнаты, и распахнул ее.

      – Ма! – крикнул он. – Ма! – Он пожал плечами и вернулся в кухню. – Где-то ходит. Ну ничего… Яйца будете?

      Я отказался, но, когда он достал огромную сковороду и щедро наполнил ее беконом, передумал.

      – Сварите пока кофе.

      На скамье возле раковины были составлены в ряд кружки, молотый кофе, сахар, молоко, чайник и ложки.

      – Наша ма, – улыбаясь, пояснил он, – умеет экономить время и энергию.

      Он ловко зажарил шесть яиц, разделил на две равные порции и положил на каждую тарелку по огромному ломтю свежего белого хлеба.

      Мы сидели за кухонным столом, и мне показалось, что уже давно я не ел так вкусно и сытно. Он неторопливо жевал, пил кофе, потом отодвинул тарелку и закурил.

      – Я Питер, – представился он. – Здесь редко бывает так тихо, но сейчас ребятишки в школе, а Пэт с отцом.

      – Пэт?

      – Мой брат. У нас в семье свой жокей. Только не думаю, что вы о нем слышали.

      – Боюсь, что нет.

      – Я читаю ваш раздел. Почти каждую неделю.

      – Я рад.

      Покуривая, он наблюдал, как я расправляюсь с яичницей.

      – А вы не очень-то разговорчивы для журналиста.

      – Больше слушаю.

      Он усмехнулся:

      – Вот и правильно.

      – Тогда расскажите о Тиддли Поме.

      – Ну нет. Это вам надо говорить с отцом или Пэтом. Они помешались на лошадях. А я занимаюсь фермой… – Он внимательно посмотрел на меня, стараясь понять, какое это произвело впечатление. Ведь он был еще совсем юным, хотя почти с меня ростом.

      – Вам лет шестнадцать?

      – Ага. – Он презрительно фыркнул. – Однако на деле все это пустая трата времени.

      – Почему?

      – Почему? Да все из-за этого проклятого шоссе. Они почти закончили это чертово четырехполосное чудище, а проходит оно вон там, по ту сторону поля. – Он махнул рукой с зажатой в ней сигаретой в сторону окна. – Отец до смерти боится, что у Тиддли Пома начнется нервное расстройство, когда по дороге будут грохотать тяжелые грузовики. Уже два года мы пытаемся продать ферму, но никто не покупает, и их можно понять. – Он помрачнел. – И потом неизвестно – ведь они вполне могут отхватить еще кусок земли, забрали же те пятьдесят акров. Вот и настроения нет поддерживать тут порядок, правда?

      – Да уж конечно, – согласился я.

      – Шли разговоры, что наш дом снесут, – продолжал Питер. – Очень удобное место для станции обслуживания, с разными там ресторанами и большой стоянкой для машин… Единственный человек, кому нравится дорога, – мой брат Тони, он собирается стать автогонщиком. Ему одиннадцать… Вот чудило!

      За окном послышался хруст гравия и цокот копыт, звуки приближались. Мы с Питером поднялись и вышли во двор. Три лошади пересекли ухабистую дорожку и остановились перед нами. Всадник на первой лошади соскользнул на землю, передал поводья второму и подошел. Подтянутый жилистый мужчина лет под пятьдесят с густыми каштановыми волосами и усами цвета горчицы.

      – Мистер