Ставка на проигрыш. Дик Фрэнсис

закрытия. Никогда не бросай рассказ незаконченным. Никогда не держи женщину на пороге дома. Абзацы и юбки должны быть короткими, а фазаны и грудки – пухленькими.

      – Точно, – вздохнул я. Вот тебе и совет!

      Я взял его под руку, и без особых помех мы выбрались на тротуар Флит-стрит. Нетвердое наше продвижение в сторону Сити вызвало немало косых взглядов, но к столкновениям не привело. Слитые воедино, мы перешли улицу и двинулись на запад вдоль знаменитых фронтонов редакции «Телеграф» и черных стеклянных витрин «Экспресс». Флит-стрит немало повидала на своем веку, и пожилой репортер, накачавшийся, словно бурдюк, вином во время ланча, был никому не интересен.

      – Совет, – сказал он вдруг, резко остановившись. – Небольшой совет.

      – Ну? – терпеливо спросил я.

      Он скосил на меня глаза:

      – А ведь мы прошли мимо «Блейз».

      – Ага.

      Он попытался развернуть меня в обратную сторону.

      – У меня дело в Лудгейт-серкус. Нам сегодня по пути, – солгал я.

      – П-правда?.. – Он рассеянно кивнул, и мы потащились дальше. Еще через несколько шагов он снова остановился. – М-м-маленьки-ий… совет…

      Он смотрел прямо перед собой. Я был уверен, что он ничего не видит, не замечает уличной суеты. Ничего, кроме какой-то одной навязчивой мысли, его не занимало.

      Мне надоело ждать совета, который никак не мог материализоваться. Стало опять накрапывать. Я взял его под руку и попытался протащить последние оставшиеся до дверей редакции пятьдесят ярдов. Он не стронулся с места.

      – Запомни последние слова, – вдруг сказал он.

      – Чьи?

      – Мои, ясное дело… Запомни последние слова. Маленький совет…

      – Непременно, – вздохнул я. – Вымокнем тут.

      – Я не пьяный.

      – Ну конечно.

      – Могу написать свою колонку в любую минуту. Хоть сейчас.

      Он пошатнулся, и мы направились ко входу в редакцию. Еще три ступеньки, и он будет в тепле, в безопасности. Покачиваясь, он стоял у дверей.

      – Если кто попросит, – выдавил он наконец, – не соглашайся.

      По бледному мясистому лицу пробежала тень озабоченности. Нос был усеян крупными порами, на подбородке проступала жесткая черная щетина.

      Рука его скользнула в карман, и выражение озабоченности сменилось радостной гримасой, когда она вновь вынырнула на свет божий с наполовину недопитой бутылкой виски.

      – Надо же, а я уж думал, что потерял… – пробормотал он.

      – Ладно, пока, Берт!

      – Не забывай, помни мой совет!

      – Ладно. – Я уже повернулся, как вдруг он сказал:

      – Тай!

      Мне это надоело.

      – Ну что еще?

      – С тобой этого не случится. Ты не допустишь… я знаю, но иногда именно самые стойкие попадают в худшие переделки. Я хочу сказать… Они не понимают, где надо остановиться.

      Внезапно он качнулся вперед и ухватился за лацканы моего пальто. В нос мне ударил запах перегара, горячее дыхание смешивалось с сырым воздухом.

      – Ты вечно будешь нищим