Немое кино без тапера. Святослав Тараховский

«мерседеса». Отметила, что чудо как хорош легкий снег, белая чистота вокруг и матовое солнце, и пожелала удачи тем, кто в такой замечательный день сидит в отвалившей от тротуара роскошной машине – в первую очередь, понятно, Дарье. Позвонила с донесением Мине, оба решили держать за детей кулаки. Обычная бесплодная родительская суета.

      9

      Он запустил движок и – полуоборот к ней. Тонкое, едва заметное движение, говорящее о намерениях.

      – Привет, Дарья Петровна. Как ты?

      – Лучше всех… – «Потолстел и уже лысеет», – отметила она.

      – Сколько мы не виделись?

      – Лет, наверное, пятнадцать… – «Зачем я согласилась? Зачем уступила матери?»

      – А ты ничего. Цветешь.

      – Ты – тоже. Цветешь и пахнешь… – «Отвратительный сладкий парфюм».

      – Куда едем? Кальян, караоке, боулинг, баня, бильярд? Два ка-ка, три бэ-бэ.

      – Все и одновременно… – «Корпоративный юмор, отстой. От зажима?»

      – Тогда в «Донну Клару».

      В результате приехали в «Фаэтон». Дарья отметила, что его непоследовательность очень похожа на ее собственную, и сей крохотный факт слегка смягчил ее настрой к нему.

      В столь непоздний час ресторан оказался полупустым; они выбрали дальний стол в притемненном углу, пересекли узорчатый, в армянской вязи на стенах зал и уселись друг напротив друга. Расположились вполне демократично, в духе полного гендерного равенства, безо всяких с его стороны галантных ухаживаний, выдвиганий-задвиганий перед ней стула и тому подобной старомодной ерунды.

      Смиренный официант бесшумно снабдил их меню; обслуживание парочек, думающих больше не о том, чтоб вкусно поесть, а о том, что, где и как будет происходить с ними дальше, было любимым его занятием – как правило, за него надежно платили.

      Марик выбирал много и со вкусом, удовольствие жизни во многом состояло для него в чревоугодии. Сперва он советовался с ней, потом, отвоевав монопольное право, распорядился едой и питьем по своему разумению. Салатовая скатерть на столе оказалась тесно уставлена сперва закусками и зеленью, потом огненным кебабом, на котором лопались нарывчики жира, и вином – пили армянское коллекционное красное «Гандзак». «Любимое вино католикоса», – с ходу сочинил он, и она не возразила, потому что вино и впрямь оказалось божественным.

      От простых вопросов прямиком перешли ко все более сложным воспоминаниям; путь сближения мужчины и женщины за едой, питьем и беседой проходил у Марика и Дарьи гораздо быстрее, чем бывает обычно. Выяснилось: пережитое не умирает в человеке, лишь запрятывается на дальние полки и при нужде немедленно востребывается памятью и языком. Молодые организмы не забыли счастливое детство и общее свое взросление, оно вспоминалось теперь со смехом, румянцем, легким приятным стыдом и открывалось одним и тем же ключом: «А помнишь?…»

      «А помнишь, – спросила она, – ту нашу последнюю встречу?» – «Конечно, – ответил