Немое кино без тапера. Святослав Тараховский

или шапку, которую он, сопротивляясь для проформы, позволял с себя стащить, чтобы потом после совместных рычаний и игры, уговоров и обязательных ласк возвращать ее владельцу. Замечательно было иметь свое законное место в кабинете, за креслом, куда после сытного завтрака можно было удалиться, поглядеть на картины и соснуть и где, как в настоящей норе, никто не беспокоил, потому что, кроме Хозяина, никто туда днями не заходил. Плохо было то, что никак не складывались у Шайтана отношения с женщиной, чьи резкие духи были ему не по вкусу; она покрикивала на него, пыталась командовать, а он приказов над собой не терпел ни от кого, кроме Хозяина. Но хуже всего было то, что гулять его выводили хоть и дважды в день, но всегда на длинной привязи, именуемой поводком. Он помнил все закоулки и запахи двора, с интересом обходил старые, интересовался новыми и везде оставлял свою письменную отметину, чтоб и другие помнили и не забывали его. Не понимал Шайтан одного: почему неглупые люди, и даже Хозяин, держат его на этой дурацкой веревке-поводке? Боятся, что он даст деру, убежит? Напрасно, он вовсе не такой уж дурак. Если и убежит на часок, другой, третий, то только для того, чтоб проведать родню, рассказать ей о своей новой жизни и сразу вернуться к новой стае и Хозяину – ведь он поклялся ему в верности. И разве в стае не все, кроме хозяина, равны? Почему же не гуляют с веревкой на шее женщина с неприятными духами и ее дочь Дарья, почему такое унижение выпало на долю только ему, рожденному свободным? Правильные ответы не приходили Шайтану на ум, поводок на затылке стеснял на прогулках и унижал невероятно; особо постыдным делалось его положение тогда, когда во дворе приходилось встречаться с бывшими соплеменниками. Худые, в болячках бродячие псы опасливо держались на расстоянии и смотрели на него, упитанного и сытого, так, как смотрят на предателя – с презрением и жалостью. Раз за разом Шайтан пытался броситься к ним и что-то объяснить, но каждый раз проклятый поводок, больно дергая за шею, лишал его такой естественной возможности.