Немое кино без тапера. Святослав Тараховский

думал о том, как благородны иногда бывают люди. А также о том, что он, взрослый уже пес, ничего не понимает ни в них, ни в жизни. Почему мужчина не забыл его и вынес для него такую вкусную еду? Почему он, Шайтан, не покинул крыльцо и дождался благодетеля? На эти загадки его собачьи мозги ответа не давали.

      «Все прекрасное всегда необъяснимо», – подумал Шайтан и добавил про себя, что было бы неплохо, если бы оно, прекрасное, заимело продолжение.

      7

      Откуда-то сбоку вплывает и занимает все изображение лицо полковника Шерстюкова, серое, недосыпное, квадратное, героическое, изрезанное складками отеческой заботы о солдатах и непроходимой глупостью. Он вздергивает набухшие веки и, рассчитывая на единодушный, благодарный, с криками «ура» ответ, прославляющий его стратегическую мудрость, размыкает губы. «Как воевали, сыночки?» – спрашивает полковник, по сути, равнодушно, но широко улыбаясь тридцатью двумя имплантами, сработанными для него по военной скидке в московской клинике, и исчезает засвеченный и пересиленный солнцем.

      Тяжелое дневное солнце.

      Алексей касается бурой брони, тотчас, ожегшись, отдергивает руку, дует на пальцы и, крепко матюгнувшись, сплевывает под скаты. Ребятишки смеются. Он расстегивает верхние пуговицы х/б, потная грудь с наслаждением ловит хоть какой-то, хоть слабый ветерок, возникающий при движении бронетранспортера.

      Бабочка. Откуда в горах заурядная белая капустница? Залетела из Подмосковья? Она то садится на броню, то, вычерчивая неадекватные кривые, вьется над его кирзачами. Обгоняет БТР и снова возвращается к его сапогам. Что они ей дались? Что-что? Аромат его портянок? Балдеж от гуталина? Ребятишки снова смеются.

      На броне их трое. Он – с подствольником, Витек и Серый – с «акашами». Лепешка Витькиных часов стреляет зайчиками, слепит и смешит Серегу. Неторопливой гусеницей вползает колонна с равнины в подъем, в ущелье, заросшее щетиной «зеленки».

      Вся колонна – пять единиц, он видит ее словно взглядом сверху, словно с винтокрылой «вертушки». Впереди, придавливая пыль, катит БМП с пушчонкой, за нею их БТР и два УАЗа со взводом мотострелков; замыкает колонну еще одна БМП, где водилой Олег Терентьев.

      Витек всматривается в дорогу, курит глубокими, до задышки затяжками, отстреливает окурок щелчком.

      – Блядь, – говорит он. – Колонна. Ни головного дозора, ни боевого охранения. Чистый голяк.

      – Не виляет, – определяет Серый. – Шерсть – стратег, дело знает.

      – Говно он. Сюда бы его жопу. В том месяце такую же колонну подставил – забыл? Нормальный ход?

      – Прорвемся, мужики, – отвечает Серый. – Что главное в танке? Не бздеть.

      «Главное, – думает про себя Алексей, – вернуться живым. Я – козел. Мечтал о войне и победах. А войны нет, есть грязь, вонь и сплошная тупость. Впрочем, наверное, это и есть нормальная война; когда собираешься на войну, надо знать, что она такая, другой не бывает».

      Слева – гора, справа – обрыв,