Под открытым небом. Том 2. Александр Станиславович Малиновский

устроился под широким крылом Татьяны. Моя настала очередь?

      – Может быть. Отчего хорошему другу не помочь. Имею опыт, – отозвался Владимир, лицо его при этом сделалось серым.

      – И что же она? Одинокая?

      – Тебя ждёт. И верит… Давно решила для себя: если не выйдет за тебя, то ни за кого!

      – Страсти-мордасти… – безразлично проговорил Александр. – С Леночкой работает в лаборатории. Лена – невольный свидетель того, как она мается.

      – Леночкина подружка! – вяло удивился Ковальский. – Кажется, её зовут Настей, такая лёгкая, как козочка? Имя особенное.

      – Ну, вот! Я, как всегда, тебя недооцениваю. Верно говоришь: она. Всё-таки ты её подметил!

      Они поговорили и, кажется, всё забылось. Впереди был Новый год.

* * *

      …Александр увидел Настю после этого разговора во Дворце культуры на балу. В бальном платье. И поразился её грациозности. Когда шёл домой, невольно думал о ней.

      «Стоп, Ковальский! Ты же не мальчик! На балу, давно известно, все красавицы! Какой она приходит вечером с работы, ты видел?»

      …Где-то через неделю позвонил Суслов.

      – Послушай, у Татьяны день рождения, заскакивай вечером, а то ведь ни разу не был у нас.

      Он назвал адрес.

      …Когда Ковальский вошёл в непривычно большой коридор Татьяниной квартиры, сразу издалека заметил в гостиной среди незнакомых нарядных дам Настю. Она была в голубой водолазке и тёмных брюках. Они встретились взглядами и оба… смутились. Александр поспешил повернуться лицом к вешалке.

      А в это время из кухни в коридор, потеснив Суслова к стенке, выплыла пышнотелая дама в лёгком розовом платье. Дама несла солидную эмалированную чашку с винегретом. В центре сочной массы, как мачта, стояла большая деревянная ложка. При виде Ковальского губы у дамы вместе с чёрными редкими усиками диковато шевельнулись:

      – Здрасьте!

      При её приближении Александр вмиг оказался в незримом облаке, состоящем из запахов духов, помады и неистребимо пробивающегося через всё это пота.

      Он, как мог приветливо, ответил в тон:

      – Здрасьте!

      Дама уверенно, как самоходная баржа, повернув налево, почти удачно вошла в явно узковатую для неё дверь. Всего лишь чуть-чуть задела косяк «кормой».

      «Держись, казак, нас, кажется, обкладывают по полной программе», – с этой мыслью он и вошёл в гостиную, в которой огромный Суслов, раздвигая табуретки, как ледокол на реке, пробирался в дальний угол комнаты. Там из проигрывателя рвался неудержимый голос Муслима Магомаева.

* * *

      Александр проводил в тот вечер Настю до общежития.

      А куда деваться? Всё выстроили так, что, едва весёлая компания оказалась на улице, подружкам понадобилось ехать в разные места, но только не туда, где она жила.

      Они остались одни. Пустынные улицы. Одинокие прохожие и звёзды – свидетели их первой совместной прогулки.

      …Через три дня ему стало неловко за своё молчание. Улучив момент, когда был у телефона один, позвонил ей из цеха. Договорились встретиться.

      «Попробую