Среди грабителей и убийц. Воспоминания начальника сыскной полиции. Иван Путилин

от шоссе. Два крошечных окна и дверь выходили наружу, а с боков и сзади домик окружал невысокий забор. Тут же за домиком протекала Лиговка, за которой чернел лес. Место было глухое. Ветер шумел в лесу и гнал по небу тучи, сквозь которые изредка пробивался месяц. Из двух окон сторожки на шоссе падал бледный свет. Настоящий разбойничий притон!

      Я осторожно подошел к караулке и заглянул в окно. Оно было завешено ситцевой тряпкой, но ее края не доходили до косяков, и я видел все, что происходило в комнате.

      Комната была большая, с русской печью в углу. Вдоль стены тянулась скамья, перед которой стоял стол, а вокруг него табуретки. У другой стены стояла кровать и над ней висела всякая одежда. За столом, прямо лицом к окну, сидел маленького роста, коренастый блондин, похоже чухонец, и, видимо, силы необыкновенной. У него были белокурые большие усы и изумительные голубые глаза, как глаза ребенка. Прислонясь к его плечу, рядом с ним сидела рослая красивая женщина. Другая женщина сидела к окну спиной, а на скамье – рослый мужчина в форменном кафтане с бляхой и с трубкой в зубах.

      На столе стояли зеленый полуштоф, бутылки с пивом и деревянная чашка с какой-то похлебкой. Видимо, между присутствующими царило согласие. Лица выражали покой и довольство. Чухонец что-то говорил, махая рукой, и все смеялись.

      Я решился на отчаянный шаг и постучал в окошко.

      Все вздрогнули и обернулись к окну. Чухонец вскочил, но потом опять сел. Сторож пыхнул трубкою, медленно встал и пошел к двери.

      Признаюсь, я дрожал: частью от холода, частью от волнения.

      Дверь распахнулась, и в ее просвете показалась высокая фигура хозяина. Опираясь плечом о косяк, он свободной рукой придерживал дверь.

      – Кто тут? Чего надо? – грубо окликнул он.

      Я выступил на свет и снял картуз.

      – Пусти, бога ради, обогреться! – сказал я. – Иду в город. Прозяб как кошка.

      – Много вас тут шляется! Иди дальше, пока собаку не выпустил!

      Но я не отставал:

      – Пусти, не дай издохнуть! У меня деньги есть. Возьми, коли так не пускаешь.

      Этот аргумент смягчил сторожа.

      – Ну, вались! – сказал он, давая дорогу, и, обратившись к чухонцу, громко пояснил: – Бродяга!

      Я вошел и непритворно стал прыгать и колотить нога об ногу, так как чувствовал, что они невозможно прозябли. Все засмеялись. Я притворился обиженным.

      – Походили бы в этом, – сказал я, сбрасывая с ноги калошу, – просмеялись бы!

      – Издалека?

      – С Колпина!

      – В поворот?

      – Оно самое. Иду стрелять пока что…

      – По карманам? – засмеялся сторож.

      – Ежели очень широкий, а рука близко… Водочки бы, хозяин! Иззяб!

      – А деньги есть?

      Я захватил с собою гривен семь мелкой монетой и высыпал теперь их на стол.

      – Ловко! Где украл?

      Я прикинулся снова и резко ответил:

      – Ты не помогал, не твое и дело…

      – Ну, ну! Мое всегда дело будет! Садись, пей! Стефка, налей!

      Сидевшая