Химически чистое искусство. Пётр Иголкин

анатомию: узнала о существовании тех мышц, о которых даже не подозревала. Сейчас я не вру.

      – Ну что там? – фельдшер обращается к врачу, который осматривает Даню.

      – Да, что там, Митяй? – подхватывает с усталым видом водитель. – А то мы уже два вызова пропустили.

      Сама проверить состояние Дани я не могла по веским причинам. И самой веской была та самая: если всё получилось, то пиши пропало. Как только я пришла в сознание после падения, то тут же подумала подбежать к нему, но телу куда виднее, когда тебе двигаться и в каком направлении. И виной тому не только переломы, но и банальный страх, которому больше бы подходило описание: «моральная кара», скоротечная и предвиденная.

      Трудно описать, и вряд ли кто-нибудь бы понял, каково это, испытывать чувства к такому человеку в такой ситуации. И это не какие-то там чувства из жалости – они были кристально чистыми. Его синдром Аспергера6 превосходно сочетался с моей склонностью к… назовём это усложнением. Как мне всегда казалось, лёгкие пути мне закрыты, либо открытые дверцы я привыкла не замечать. Поведение такого человека, как он, было настолько завораживающим (не милым, не вызывающим, и даже не экстраординарным, а именно завораживающим), что я всегда с интересом ждала, что же он сейчас выдаст. Однако часты были такие моменты, после которых становилось крайне неловко. Когда у Дани резко сменялось настроение, он повторял одну и ту же реплику, выкраденную у бедных мёртвых философов или богатых живых демагогов. Похоже, это называется эхолалия7. То, что он говорил, зависело от прочтённого им в последнее время или от того, что показалось ему интересным. Но подкупала вишенка на торте – его, как я это называла, хроническая честность. Как и вишенка, честность могла скатиться в любую сторону, что было непредсказуемо: станет хорошо или хуже, чем было? Но всё же я не могу согласиться с тем, что он действительно болен.

      Но сейчас, когда его не стало…

      – Дышит, без сознания, пульс есть… Травмы – кошмар! – отзывается врач, а потом добавляет: – Срочно заводи и сразу едем!

      Это значит одно: ещё ничего не кончено.

      Ни одной идеи о действиях в такой ситуации у меня нет. Я продолжаю сидеть на месте, прижимая к себе картину, краски к которой Даня сделал самостоятельно. Подошёл к делу с такой ответственностью! Наконец разум взял верх, и я поддалаюсь эмоциям. А я прекрасно знаю, что истерика будет продолжаться долго. И это плохо, потому что нужно думать о будущем. Моё поведение несуразно даже для меня, ведь я давно оставила печаль позади, что можно было увидеть по моим опухшим глазам и въевшейся кое-где косметике. И я уверена, что не пророню слёз – мы давно всё решили, тысячекратно обдумали и смирились. Скорее всего, меня растрогало одно только: «дышит».

      «Дышит… дышит… дышит», – отзывается эхом у меня в ушах.

      – Перестаньте, самое страшное уже позади, – заверяет врач, положив ладонь на мою ногу. От этого

6

Синдром Аспергера – общее нарушение развития психики, при котором существуют проблемы в социальном взаимодействии. Синдром Аспергера часто путают с аутизмом, но при первом чаще всего нет нарушения двигательных и речевых функций. Симптомы синдрома Аспергера очень разнообразны, как и характеры людей, во многом потому, что они имеют некоторые связи. Однако к общим и однозначным симптомам относят: сложности с интерпретацией чужих чувств; создание повторяющихся ритуалов, которые трудно поменять; нервозность при нахождении в больших скоплениях людей; ограниченные, часто навязчивые интересы; возможны эхолалия и эхопраксия и прочее. Обычный здоровый человек может запросто обнаружить схожие симптомы у себя, особенно если является шизоидом (для них характерна замкнутость, отгороженность от других людей; шизоидным людям недостаёт умения сопереживать) или впечатлительным подростком. Но это не означает, что случаи такого расстройства редки, а нарушения психики не поддаются корректировке.

7

Эхолалия – автоматическое повторение слов, услышанных в чужой речи.