Свет в тайнике. Шэрон Кэмерон

огней этих было немного. Город спал, окна были темными, только уличные фонари, полузакрытые зданиями, светились то там, то тут. У меня не было часов, но и без них было понятно, что время уже далеко за полночь. Держа Хелену за руку, я задумалась, кусая губы.

      Раньше мне уже приходилось пару раз возвращаться в город после комендантского часа. В деревнях цены на продукты для пани Диамант были ниже, чем в городских магазинах. Тогда я ночевала где-нибудь в поле, ожидая, когда поднимется солнце и можно будет без опаски ходить по городским улицам. Но на этот раз до рассвета было еще очень далеко, а Хелена выглядела совершенно обессиленной. Она молчала, уставившись в пространство и нетвердо держась на ногах; мы вспотели на жаре, а теперь нас окутал холод. Сестренка дрожала, и я приняла решение. В последний раз, когда я возвращалась домой после комендантского часа, ни разу не наткнулась на немецкий патруль. Мы будем пробираться по боковым улочкам.

      – Пойдем, Хеля. Мы уже близко. Выпьем чаю, я искупаю тебя в теплой ванне, а потом ты целую ночь будешь спать в кровати…

      Она кивнула как во сне, сквозь прорехи в ветхом платьице виднелось голое тело. Я снова прикусила губу. В таком виде нельзя показываться на люди, даже если они уже спят в своих постелях. Я спряталась вместе с ней за дерево, стянула с себя платье и накинула его на нее. Она слегка встрепенулась, просовывая руки в огромные для нее рукава, пока я затягивала на ней пояс. Потом я достала из рюкзака пальто и надела его поверх белья.

      – Послушай, – сказала я ей, – никто ничего не узнает. Но ты должна идти быстро и очень тихо и делать то, что я велю, хорошо? Это такая игра. Нам надо дойти до дверей моего дома так, чтобы нас никто не заметил…

      Я пошла быстрым шагом, Хелена ковыляла рядом, и так мы вошли в Перемышль. Прячась за домами, стараясь не попадать в свет фонарей, мы часто останавливались, прислушиваясь к каждому шороху и озираясь. В городе было тихо как никогда, только издалека доносился перестук колес проходившего поезда. Наконец мы подошли к улице Мицкевича. Это одна из главных улиц, и прятаться здесь было негде.

      – Поторапливайся, Хеля, – шептала я, таща ее за руку. Мы огибали желтые круги света от фонарей, пробегали мимо магазинов и жилых зданий.

      – Стефи, – задыхаясь, сказала Хелена, – я не могу…

      – Ну давай же, – шептала я.

      – Я не могу… дышать… – Хелена громко втянула в себя воздух, и этот звук разрезал тишину. Потом ее рука безвольно выскользнула из моей, и она упала лицом вниз на тротуар.

      Она так и осталась лежать, не шевелясь.

      Я опустилась на колени и перевернула ее лицом кверху. Она оцарапала лоб, и на ее бледном как полотно лице кровь казалась особенно яркой. Ее щеки были холодны. Так же холодны были руки. Ее грудь оставалась неподвижной. Я не могла нащупать ее пульс.

      Внезапно плотину внутри меня прорвало, и нахлынувшее горе затопило меня рекой. Я потеряла их всех до одного. Всех, кого я любила. И они все ушли по моей вине.

      Моя вина. Моя вина. Моя вина…

      Я посмотрела на неподвижное лицо