Брюсова жила. Василий Павлович Щепетнев

налетели, устроили митинг, всяк норовит в суматохе чем-нибудь поживиться, урвать. Азиатская революция, право – так отец говорит, глядючи новости в телевизоре. Тут не телевизор, и мухи кружили вокруг Малкова беспрестанно и упорно, выключателем не щелкнешь, не уберешь. Хорошо, июнь, в июне они хоть и назойливые, но ещё не злые, не кусают.

      – Здравствуйте, Федор Евгеньевич, – громко сказал Корнейка.

      – И тебе не болеть, – выпрямился Малков. – Как дела?

      – Как у всех, Федор Евгеньевич.

      – Собака как, не утомила?

      – Нет, все нормально, верно, Джой?

      Джой гавкнул, будто согласился.

      – Это хорошо, а то я подумал, измотал он тебя.

      – Нет, не измотал, чего… Мы к собакам привычны, да и они к нам тож, – сейчас Корнейка говорил иначе, чем обычно. Слова те же, ну, два-три новых, да зато расставлены по-другому, и промежутки меж ними другие, да и самый выговор менялся – и получался совсем другой Корнейка, взрослее, что ли.

      – Привычны, оно так… Он ест-то как?

      – Как полагается. То, другое… По науке. Да вы поглядите.

      А поглядеть было на что: Джой стал не больше, он уже был большим, но крепче, наполнился живой, несокрушимой силой. Ещё бы. Не тюрю ест, парную оленину. Но главное, думал Санька, не еда, главное другое. Джой стал – свободным. А у свободного существа все иное – и мысли, и движения, и даже шерсть стала блестеть.

      – Да, похорошел, похорошел, вижу. Ты не жалей, – Малков полез в карман, вытащил кошелек, а из кошелька деньги. – Вот. Возьми. Это не за работу, тогда я ещё дам. На еду. Витаминов собачьих, корму – хрюппи или что ему нужно… – все это время Малков поглядывал на Джоя немного смущенно, но с надеждой. Пес в ответ смотрел ровно, но раз или два улыбнулся – то ли собственным мыслям, то ли рад был хозяину – кто, их, собак, разберет. И опять Саньку стало грустно.

      Ерунда, ерунда. Что он, редко у Равиля бывает, что ли? А пойдет к Равилю – заглянет и к Джою. Если тот не забудет и не станет облаивать, верный старому хозяину.

      Но и Малков, похоже, тоже изменился, пусть немного, чуть-чуть. Например, сам, без просьб и намеков – он ведь не знает, что Джой вроде как со скатерти-самобранки ест – дал денег на прокорм.

      А Корнейка – взял. Санька думал, откажется.

      – Мало ли, вдруг и пригодятся, – сказал Корнейка. – Постоянно прибегать к волшебству…

      – Нехорошо?

      – Непрактично. Гораздо проще зажечь спичку, нежели тревожить элементаль Огня. Да и не всякий час ее потревожишь.

      – Не всякий?

      – Зависит от взаиморасположения небесных светил. Но я больше ради Малкова их взял, деньги.

      – Ради Малкова?

      – Да. Он ведь хоть как-то показать Джою свою привязанность. Вот и показывает, как умеет.

      – Деньгами-то? Откупается.

      – Ты, друг Александр, не спеши осуждать. Представь себе, что ты кому-нибудь можешь неделю жизни подарить. Отдать. Раз и навсегда – то есть сам проживешь неделей меньше. Или месяц. Или год. Отдашь?

      – Ну… Смотря кому… и зачем. На пустяки, конечно, не отдам, а вот