.

кучу наколотил.

      Она посадила деда на лавку и заперла на защёлку дверь.

      – Не закрывай, – сказал, косясь на жену, Семён. – Не удержишь, всё равно уйду.

      – Потом, уйдёшь, – спокойным голосом возразила Агафья Кирилловна. – Отдохни чуток.

      Пот катился каплями по щекам деда и терялся в бороде.

      – Подай, старуха, полотенце! – захрипел он. – От жары сгорю, открой дверь, уморить хочешь? А то в окно выпрыгну!

      – На пол пересядь, – подсказала Агафья Кирилловна. – Внизу прохладней.

      Дед, послушавшись, сел на пол и поглядывал, как Анна раскалённым утюгом давит вшей.

      – Всех не передавишь, – ехидно протянул он. – Вон ещё одна ползёт, да и не всех я повыбил. Ой, тошно мне…– Он застонал и вытянулся на полу.

      Сашке показалось, что дед не дышит, и вспомнил, как он говорил: «умру, а не возвращусь!»

      – Баба! – закричал он. – Дед помер!

      Агафья Кирилловна выскочила из комнаты; вдвоём с дочкой они перенесли Семёна на кровать.

      – Ничего не случилось, пошли, Анна, – сказала Агафья Кирилловна. – Отоспится, ещё злей будет.

      Семён, щурясь, поглядывал на них.

      – Чем старее, тем глупей становится человек, и не втолкуешь такому, что хорошо, а что плохо, – проговорила Анна, подкинув в печь дрова.

      Семёна одолевал зуд. По мере того, как жарче становилось в доме, вши ожесточались и становились злыми, как собаки. И то ли слова дочки заставили вскочить Семёна, то ли это из-за распоясавшихся паразитов, но дед возвратился на кухню. Анна засовывала в печку его грязный пиджак. И тут дед обмяк и успокоился. Раздевшись догола, он влез в корыто, залитое тёплой водой.

      – Ну, вот, – сказала бабка, натягивая на старика чистую рубаху. – Стал на человека походить.

      – Спасибо, старуха! – по-доброму ответил Рязанцев, прихлёбывая чай с молоком. – Сижу в тепле, и душа радуется.

      – Я ведь добра тебе желаю, – сказала, улыбнувшись, Агафья Кирилловна, и подлила старику молоко в чай, – а ты волком на меня смотришь.

      – Нет, не найти мне такую старуху, – сказал, хитро щурясь, дед.

      43

      Погода изменилась. В небе, насыщенном влажными испарениями, замелькал жаворонок – то вдруг взмоет вверх, то вниз упадёт, то зависнет в пространстве, порхая крылышками. Трава близ дорог, листва тополей и берёз, картофельные поля – всё вокруг сомлело от жары. Давно не было такого знойного августа.

      Сашке мучился – то закрывался в кладовке, то забирался в большую железную бочку с водой. А иногда шёл с мальчишками на речку, где плюхался у берега.

      Как-то бабка Агафья оставила его одного похозяйничать – Семёна увезли в больницу, а Вовка бегал на улице. Плотно покушав картошки, малыш вышел в сени и подошёл к деревянной кадушке с водой. Отодвинув крышку, он черпнул в ковш воды. Дверь была открыта. Испытывая желание напиться, Сашка увлёкся и не заметил, как стал на крыльцо чужой дядя, с чемоданом в руке. Напившись и зацепив ковш за край кадки, Сашка увидел его. Вздрогнув, он уставился на незнакомца.

      – Здорово, карапуз! – сказал тот, и подал Сашке руку.

      Сашка