Высокая пропасть. Вадим Юрьевич Шарыгин

карточным шулером жизнь объегорит

      Всё новых и новых за круглым столом,

      Луной освещая рассказ о былом…

      Кобылам хвосты накрути,

      Сбываться, сбиваясь с пути,

      Заветной тоске суждено!

      …К перрону, на станцию Дно,

      Окутанный дымом, печалью, снегами,

      Подходит состав… У царя под ногами —

      Чуть впавший в безумие мир – отречённый…

      Когда-нибудь ты или я… Ни при чём мы!

      Когда-нибудь сбудется смерть

      и чужими шагами

      по нашим тропинкам

      пройдут:

      Широкие тени вселенских минут,

      Покой всесусветный высокой гряды облаков,

      Слепой, в кандалах, с перезвоном оков,

      Придуманный день, например, понедельник

      И лет промелькнувших обрюзгший бездельник…

      Когда-нибудь, но не сейчас, не сегодня.

      Сегодня кофейником к чашечке наклонена —

      Июньская благость бессменного лета Господня —

      Ах, как ароматна за смертное счастье цена!

      7.

      Ком, под себя все мечты подминая,

      Катит, раздавленных стонов хоралы —

      Жизнь, веки волчьим векам поднимая,

      Страшная эра людей захворала.

      Горести, судьбы, ручонки, ножонки —

      Липкая масса, эпоха к эпохе.

      Лёгкий монах, подминающий джонки…

      В лёгких заглохших дела наши плохи!

      Сад – на пути у кромешного жара,

      Ком подступает, как к горлу, к забору!

      Ишь, раскачался ботаник поджарый,

      Стойко плетётся куда-то, к базару —

      Длинным, воняющим мясом прилавкам,

      Тень подступает, ком комкает сроки:

      Смерть кафедральным, анафема кафкам!

      Сметь не поддаться толпе, будем строги

      В наши последнего сада минуты!

      Пришлых, не прошенных, скомканных встретим —

      Убранным кофе – над кромкою смуты

      Сад наш виднеется утречком этим.

      8.

      Наш сад поднебесный, который

      Последний рубеж обороны.

      Вокруг – пламенеют моторы,

      Стрелки – выстрел в спину коронный,

      Арена, шатёр декораций,

      Глазастая дурь экстремалов…

      И в голос молчащий Горацио,

      И Господа Гамлету мало!

      Четыре стены, одеяло,

      Ограда могилы, альбомы —

      Последний рубеж, обуяла

      Вселенская дрожь и ведомы

      В рай дудочкой, к самому краю —

      Прожорливой бездне жаркое!

      Сам дудочник наш, умирая,

      Не знает что это такое…

      В бегах мир. Побеги, да корни.

      Мы, за руки взявшись, прикроем…

      Стоим, до конца не покорны,

      Корниловским каменным строем!

      Наш сад – это наше земное —

      Небесной земли уголочек.

      Эй там, кто остался, за мною,

      Сражайтесь, без проволочек,

      За небо, за жизнь – не такую

      Как эта, здесь боги убоги!

      Плакучею ивой тоскую

      О