Стихи. Владимир Набоков

рассмеялся сам; а дом, нет,

      не прыснул: только в окнах огонек

      лукавый промелькнул. Все это помнит

      моя душа; все это ей намек,

      что на небе по-детски Бог хохочет,

      смотря, как босоногий серафим

      вниз перегнулся и наш мир щекочет

      одним лазурным перышком своим.

      1924 г.

      Санкт-Петербург

      Ко мне, туманная Леила!

      Весна пустынная, назад!

      Бледно-зеленые ветрила

      дворцовый распускает сад.

      Орлы мерцают вдоль опушки.

      Нева, лениво шелестя,

      как Лета льется. След локтя

      оставил на граните Пушкин.

      Леила, полно, перестань,

      не плачь, весна моя былая.

      На вывеске плавучей – глянь —

      какая рыба голубая.

      В Петровом бледном небе – штиль,

      флотилия туманов вольных,

      и на торцах восьмиугольных

      все та же золотая пыль.

      Берлин

      26 мая 1924 г.

      Вечер

      Я в угол сарая кирку и лопату

         свалил с плеча и пот отер

      и медленно вышел навстречу закату

         в прохладный розовый костер.

      Он мирно пылал за высокими буками,

         между траурных ветвей,

      где вспыхнул на миг драгоценными звуками

         напряженный соловей.

      И сдавленный гам, жабий хор гуттаперчевый

         на пруду упруго пел.

      Осекся. Пушком мимолетным доверчиво

         мотылек мне лоб задел.

      Темнели холмы: там блеснул утешительный

         трепет огоньков ночных.

      Далече пропыхивал поезд. И длительно

         свистнул… длительно утих…

      И пахло травой. И стоял я без мысли.

         Когда же смолк туманный гуд,

      заметил, что смерклось, что звезды нависли,

         что слезы по лицу текут.

      10 июля 1924 г.

      «Откуда прилетел? Каким ты дышишь горем?..»

      Откуда прилетел? Каким ты дышишь горем?

      Скажи мне, отчего твои уста, летун,

      как мертвые, бледны, а крылья пахнут морем?

      И демон мне в ответ: «Ты голоден и юн,

      но не насытишься ты звуками. Не трогай

      натянутых тобой нестройных этих струн.

      Нет выше музыки, чем тишина. Для строгой

      ты создан тишины. Узнай ее печать

      на камне, на любви и в звездах над дорогой».

      Исчез он. Тает ночь. Мне Бог велел звучать.

      Берлин

      27 сентября 1924 г.

      Страна стихов

      Дай руки, в путь! Найдем среди планет

      пленительных такую, где не нужен

      житейский труд. От хлеба до жемчужин

      все купит звон особенных монет.

      И доступа злым и бескрылым нет

      в блаженный край, что музой обнаружен,

      где нам дадут за рифму целый ужин

      и целый дом за правильный сонет.

      Там будем мы свободны и богаты…

      Какие дни. Как благостны закаты.

      Кипят ключи кастальские во мгле.

      И,