Территория Евы. Татьяна Алфёрова

пусть ниже небо,

      но вот переплелось,

      все ж божеству нелепо

      вверяться на авось,

      и дальше потому-то,

      как лев или олень,

      не тратит ни минуты

      и обернуться лень.

      И дальше – рыбой или

      сверкающим ужом.

      Я не предам, я имя

      не крикну ни при ком.

      Так неостановима

      имен его игра,

      но помню то лишь имя,

      что назвала вчера.

      4

      Мне легче представить любимых богами,

      чем недосягаемей милый – верней.

      Не камушек сердце, не камушек – камень,

      я ложе хотела б сложить из камней.

      Для женщины ложе – и ложь, и защита,

      солгав же, любимые, вас не предам,

      а вечность – не спальня, и вечность открыта

      для тех, кто не ищет ходить по следам.

      Ловить подтвержденья любви ежечасно

      свирелью и солнцем, витком на волне,

      и нежно забытой, и сладко несчастной

      остаться печатью на небе, вовне.

      Дождем золотым, полоумным Ураном

      прикиньтесь,

      по имени не назову;

      объятием, светом зеленым и странным,

      созвездием падаю в синеву.

      5

      Как драгоценности, спят под крылом города,

      золотом вздрогнут, лениво блеснут сердоликом…

      в этом пространстве высоком и черном, и диком

      только одно и останется – робкое «да».

      Только один тот холодный разбросанный свет

      да облака, незаметные ночью, но рядом

      свой бивуак растянувшие легким отрядом,

      и без вопроса теряющий силу ответ.

      Дремлет Луна, обернувшись вуалью гало,

      камушком «да» – к несгорающим звездам колодца,

      освободившись, взмываешь;

      одно остается:

      молча гадать по созвездьям,

      куда повлекло.

      «Родившись, слово кричит…»

      Родившись, слово кричит,

      само кричит, как младенец.

      Горячие кирпичи

      куда из-под ног ты денешь?

      Так тысячу лет тому

      в шатрах ли, в степи рожали,

      курились костры, в дыму

      в полшепота кони ржали.

      Рождения слов боюсь,

      но волоком чья-то сила —

      Поешь? – вопросит. – Пою,

      с потугами замесила,

      ждала злую тысячу лет,

      и вот рождается слово…

      Не убрано на столе,

      закружится бестолково

      мой дом, не готов, не чист.

      Но слово – оно не спросит:

      подсунет зеленый лист,

      пока не сжевала осень.

      Рожай! – по прожилкам сок

      густой, закипев, ярится. —

      Кричи! – и немой листок

      моей шелестит страницей.

      Детектив

      Судья находит труп в библиотеке

      под Рождество, в полночной тишине;

      блондинка! Их весьма ценили греки,

      но свежих и живых, а эта – не:

      зрачок уплыл, и кудри потемнели,

      пропитан кровью щегольской ковер…

      Судья