Территория Евы. Татьяна Алфёрова

в небе заряды.

      В мае, порой, говорят,

      вишен цветущих наряды

      точно горячий яд.

      Сбивается злость комками,

      молча тюльпаны кричат,

      а жизнь для новых капканов

      года плодит, как крольчат.

      Простишь с облегченьем себе же

      невнятный год в суете,

      и если звонят пореже

      друзья, но все те же, те!

      Забудешь того, кто разрушил,

      желанием пьян, сатир,

      не сад твой, яблони, груши —

      лишь герметичный мир;

      забудешь и тех, кто вспомнил —

      яблоком – злой совет,

      и даже того, кто в полдень

      вырубил солнечный свет.

      Но злость, ах, мой яд горячий,

      горючий нетрезвый яд…

      Проходит гроза над дачей,

      и вишни в цвету стоят.

      2

      Натоплено в комнате, душно,

      раскрылись от жара тюльпаны;

      на холод их вынести нужно:

      все вазы, кувшины, стаканы,

      все емкости, полные цвета.

      Тюльпан изнутри, как извне,

      прекрасен в движении света

      на темном вечернем окне.

      Вишневые пахнут поленья,

      и лампочка льстит в сорок ватт,

      но что же все злее и злей я?

      Иль дождь за окном виноват?

      «Где же эта женщина-жизнь…»

      Где же эта женщина-жизнь

      в мокром от росы платье?

      Хендрикье глядит, опершись,

      переплет оконный – объятья.

      Не уйдет, не убежит в тень,

      руки тяжелы и красивы.

      Эту жизнь во что ни одень,

      все равно услышишь – спасибо.

      Краткий мир и яростный быт,

      где мечты – и те агрессивны,

      летними дождями разбит.

      За дожди ей тоже спасибо!

      Скиф

      В степи ты видишь чужака издалека;

      в траве, как на лошажьем рыжем крупе,

      его неровного движения блоха

      твою стрелу закрутит.

      Там разберемся: лох он или вой,

      конь мохноногий под тобою дышит чаще.

      Что чужаку служило головой,

      тебе послужит чашей.

      Пологим склоном плавится гора,

      твой рыжий конь под солнцем догорает.

      Узнаешь, как история карает,

      Сегодня ты. Но жертва – та вчера.

      Протей[1]

      1

      Не Посейдон – изменчивый Протей

      там горизонт сминал неторопливо,

      Эвксинский понт, сомлевший до залива,

      срывался в хаос просто, без затей,

      где в жар и холод берег, словно жен,

      кидает перед первым бабьим летом,

      и в общем-то не надо быть поэтом,

      чтобы понять, что в вечность погружен.

      Мне будет холодно и жарко, но потом.

      Протей и сам сегодня в лихорадке —

      но от простуды.

      Привкус кисло-сладкий

      у воздуха,

      и грозди под листом.

      Лист сохраню, пусть посмеется, пусть,

      тот виноградный, все еще зеленый,

      и море фыркнет влагою соленой,

      и берег – пуст.

      2

      Я

1

Проте́й – в древнегреческой мифологии сын Посейдона, божество, обладающее даром провидения и постоянно меняющее внешний облик. Узнать истинный лик Протея можно, лишь крикнув его правильное имя.