Лев пустыни. Юлия Галанина

трудились музыканты. Бухал барабан, ныла флейта и звенели струны лютнеобразных инструментов.

      Фатима лично установила Жаккетту перед удобной щелочкой, откуда хорошо было видно весь зал, и отправилась переодеваться в праздничный костюм.

* * *

      … Наконец пришло время небесным гуриям спустится на землю и посетить пир.

      Под звуки музыки на середину зала выплыла покрытая тонким, изукрашенным золоченой тесьмой покрывалом, необъятная госпожа Фатима.

      Зрители приветствовали ее выход криками восторга.

      Фатима затянула воющую песню на одной ноте, сбросила с себя покрывало и осталась только в узкой, собранной складками, безрукавке и огненно-красных шальварах.

      Обнаженный живот вываливался из складок ткани, как тесто из квашни. Он нависал над чеканным золотым поясом, украшенным самоцветами; груди и бедра поражали необъятностью.

      Круглое, как блин, лицо было ярко накрашено. Расшитая драгоценными камнями маленькая бархатная шапочка кокетливо сидела макушке.

      Черные косы альмеи были густо надушены жасмином и украшены золотыми подвесками.

      Над столиком пронесся дружный стон восхищения. Некоторые гости даже вскочили на ноги.

      Продолжая выть, Фатима принялась медленно раскачивать свой таз, словно тяжелый колокол

      Живот, подобный чреву беременной бегемотицы, плескался туда-сюда, гороподобные груди повторяли его движения.

      Фатима подчиняла обширное тело ритму музыки и заставляла каждую складочку танцевать свой танец. Вся она ходила ходуном.

      Среди мужчин началось оживление, граничащее с экстазом. К ногам бесподобной полетели мешочки с динарами, украшения и жемчужины.

      Остальные искусники, забавлявшие гостей весь вечер, зеленели от зависти, но понимали, что таких высот им не достичь.

      Почтенные гости, судя по всему, чувствовали себя так, словно уже прошли лезвие аль-Сираха, хватанули струй аль-Кавсара[24] и, сидя у подножия корней дерева Туба, наслаждаются главным достоинством рая – общением с черноокими гуриями.

      В душах не очень почтенных звенели отчаянные, отточенные, как дамасский клинок, рубаи Хайяма:

      Лунным светом у ночи разорван подол…

      Ставь кувшин поскорей, виночерпий, на стол!

      Когда мы удалимся из дольнего мира,

      Так же будет луна озарять этот дол.

      К черту пост и молитву, мечеть и муллу!

      Воздадим полной чашей Аллаху хвалу!

      Наша плоть в бесконечных своих превращеньях

      То в кувшин превращается, то в пиалу. [25]

      Слышал я, что в раю, мол, сады и луга,

      Реки меда, кисельные, мол, берега.

      Дай мне чашу вина! Не люблю обещаний.

      Мне наличность презренная дорога.

      Веселись! Невеселые сходят с ума.

      Светит вечными звездами вечная тьма.

      Как привыкнуть к тому, что из мыслящей плоти

      Кирпичи изготовят и сложат дома?

      Лучше пить и веселых красавиц ласкать,

      Чем в постах и мотивах спасенья искать.

      Если

24

Аль-Кавсер, или аль-Кавсар – райский источник, в котором вода белее молока и благоуханней мускуса. Тот, кто прошел первую ступень испытаний на мосту аль-Сирах и испил из аль-Кавсера навсегда забывает жажду

25

Пер. Г. Плисецкого.