Фотография на память. Андрей Кокоулин

жидкокристаллический экранчик все же высветил пол и его обутые в ботинки ноги.

      Дата стояла – двадцатое.

      – Двадцатое, – прошептал Вадим. – Конечно, сейчас двадцатое.

      Он вздрогнул от звука своего голоса. Я сплю, подумалось ему. Я сплю. Или фотографии уже исчезли. Или не было их. Совсем. Не может же быть…

      Он чуть не разбил камеру, бегом возвращаясь в комнату. Его трясло, стены качались. В глазах прыгали мушки.

      Снимки были на месте.

      Двадцать пятое. На первом, втором, третьем.

      Вадим сел.

      Так, наверное, и сходят с ума. Представь, Алька, усмехнулся он. С твоей гибелью реальность дала трещину. Трещина прошла прямо по мозгу. Сначала незаметно, а потом все явственней образовалось расхождение в пять дней.

      Почему так? Почему я еще осознаю эту трещину?

      Он смотрел в одну точку, пока глаза не закрылись сами собой, и темный, без сновидений, сон не опрокинул его навзничь.

      Несколько снимков из давней стопки зашелестели вниз.

      Утро двадцать первого сентября встретило его меланхоличной капелью.

      С ним уже случалось за эту жуткую, черную неделю, что он просыпался с полным ощущением, что Алька жива. Жива – и все.

      Не было ни освидетельствования, ни похорон. Был перебор спиртного и муторное ночное трепыхание между сном и бодрствованием. А там чего только не привидится…

      Нет, жива. Жива!

      – Дождик, Алька, слышишь? – сказал Вадим.

      И ощущение ушло.

      Оно всегда уходило – с хрустом фотографий под телом, тяжестью неснятой обуви, запахом несвежей рубашки.

      Один.

      Когда-то он радовался одиночеству. Выпорхнувший из тесной родительской «однушки» в съемную комнату, а затем – в собственную квартиру.

      Друзья, учеба, работа, девушки.

      Легкость бытия. Несерьезные отношения. Мимолетные встречи без условностей и расставания без обязательств. Счет в банке – на новую квартиру, уже двухкомнатную, на машину из автосалона, на отдых в Мексике.

      Он же был хомяк. Думал о себе. Жил собой. В торгово-сбытовой фирме, устроенный одной из мимолетных девушек, поднялся до премиум-менеджера. Затем позволил уговорить себя конкуренту и перешел к нему, с зарплатой, поднятой в два раза.

      Был обаятелен и дружелюбен – до определенного предела. Клиенты множились, директор благоволил, девушки липли. Счет рос.

      Ему казалось, нет ничего лучше такого одиночества: он – ничем и никому, перед ним – весь мир. Весь. Надо только подкопить.

      А потом появилась Алька…

      Встреча вышла случайной, как в том пласте слезливых мелодраматических историй, который он особенно не любил, а Алька, наоборот, души не чаяла. Он перекусывал в каком-то кафе, прикидывая в уме, сколько дать на чай, и стоит ли давать вообще, как заметил, что его фотографируют через витринное стекло.

      Щелк! Щелк-щелк.

      Светлая куртка с капюшоном, обесцвеченный завиток челки и тонкие пальцы.

      – Эй!

      Он