Фотография на память. Андрей Кокоулин

Почти кладовка, да?

      Они вернулись в прихожую, обойдя вниманием крашеную дверь второй комнаты.

      – Это – извините, – торопливо объяснил человек, – сюда нельзя пока. Давайте в кухню… Девять метров, настоящая роскошь!

      На кухне Вадим был проведен между холодильником и мойкой и посажен за стол, накрытый заляпанной скатертью, впритык к голубеньким занавескам. Человек определился напротив.

      – Ну как вам?

      Это был Скобарский и это был не совсем Скобарский.

      Человека в мятых брюках и футболке, одетой под пиджак, с недельной седой щетиной на впалых щеках, со слезящимися глазами, в которых светилось безнадежное, глухое отчаяние, отделяло от фотографии не четыре дня, а десять или пятнадцать лет.

      Измочаленный Скобарский. Такой же худой, но изрядно подурневший. Постаревший. Засалившийся. Скобарский-без-будущего.

      Оказывается, он продавал квартиру.

      – Если можно, то миллион двести, – негромко проговаривал он, пока на газовой плите грелся чайник. – Вы же видите, две комнаты, состояние хорошее, трубы все пластик, недавно поменяны…

      Он смотрел на Вадима, наверное, ожидая ответной реплики, и, не дождавшись, начинал возражать самому себе:

      – Конечно, дом немолодой, планировка не самая удобная, потом – звукоизоляция…

      Он улыбался извинительной, заискивающей улыбкой. Пальцы его подрагивали. Отчаяние комкало лицо.

      – Хотя бы миллион сто. Я понимаю, что дорого. Я, если хотите, потом отдам… Я могу в кредит, под расписку…

      Он говорил все тише, голова свешивалась к столу.

      Было в нем что-то жалкое, потерянное, несчастное, огорчать его не хотелось и поэтому Вадим долго подбирал слова.

      Нет, к Альке этот Скобарский не имел никакого отношения.

      – Извините, – произнес он, – я…

      – Одну минуту! – вскочил вдруг Скобарский, словно уловив какой-то сигнал.

      Его вынесло в коридор, он пропал там и возник снова. На секунду.

      – Ради Бога! – умоляюще сказал он Вадиму, блуждая взглядом поверх его головы. – Я сейчас… У меня там… Вы пейте-пейте!

      Пиджак завернул полу, будто закрученный турбулентностью.

      Вадим посмотрел в пустую чашку. Чего пейте? Или можно налить самому? Типа, пейте, что найдете? Чайник выдыхал пар и постукивал крышкой. Вадим встал, погасил конфорку, поискал и нашел в подвесном шкафчике среди блюдец, баночек и перечниц единственный чайный пакетик.

      Подумал: может у человека это последний пакетик, а я тут… Стало стыдно.

      Пить, в общем-то, и не хотелось. Вадим отогнул край занавески и принялся изучать накрытый тенью дома небольшой двор с деревьями и диагональю асфальтовой дорожки.

      Вот и не оправдалось ничего, Алька.

      Все не так, все не то, какой-то не тот Скобарский зачем-то продает свою квартиру. Знает он тебя? Да если бы и знал…

      Он же только о квартире и говорит.

      И зачем снимки тогда? Это подсказки? Или действительно параллельная реальность? Может, Алька, ты хочешь, чтоб