Екатерина Чубарова. Татьяна Алексеевна Коршунова

был трудным и долгим: через горы, деревни. Абруццо оккупировали французы. Но там нас не ждали и не узнавали. Через семь дней мы встретились с друзьями в порту Пескара. Они приплыли из Неаполя с вестью о казни Пачифики. Мы взошли на корабль и уплыли в Австрийскую Империю.

      – Но Австрия заключила мир с Францией, – добавил дон Патрицио. – Мы поспешили к границе с Россией. Мы знали, что только русские не выдадут Раффаеле Бонапарте.

      – Мы остановились в Вильно на четыре года, – продолжала маркиза. – Там был ближайший университет. Мы обратились к князю Адаму Чарторыйскому с просьбой принять туда нашего сына. Когда Джулиано закончил университет, мы приехали в Пьетро-бург. Здесь, в русской столице, мы могли надёжнее спрятаться.

      – Одна надежда даёт нам силы жить, – вице-адмирал Порчинари потряс скрещенными пальцами. – Увижу ли я, больной старик, наш Неаполь? Успею ли узнать, что не напрасно мы потеряли нашего Ладзаретто?

      Он достал из кармана хлопчатый платок и заплакал в него, уронив седую голову.

      – Pate! – воскликнула Биатриче. – Pate! Вы не можете так думать! У вас опять случится удар!

      Она выпорхнула из-за стола, обежала гостей и обняла вице-адмирала.

      – Простите, – произнесла Эмилиана. – Мы знаем, у русских не принято выказывать чувства.

      – Вам не в чем извиняться, сеньора, – ответил князь Пётр Васильевич. – Мы понимаем ваши настроения.

      Она встала из-за стола. Гордым твёрдым шагом, как ходят придворные дамы, направилась к белым дверям в соседнюю комнату и распахнула их:

      – Прошу вас!

      Все прошли в диванную. За столом продолжал сидеть один вице-адмирал. Он не двигался и не отнимал от глаз платка. Биатриче осталась с ним, облепив его плечи обеими руками.

      В диванной напротив окон, закрытых белыми шторами с бахромчатыми ламбрекенами, гудел горячий камин. В простенке стоял один канделябр с зажжёнными свечами.

      Эмилиана приказала принести два стула и две мандолины.

      – Я сыграю для вас. Raffajele, ajutame, sunarriamo a dduje!20

      Они исполнили на двух мандолинах Сицилийскую сонату Доменико Скарлатти. Екатерина наблюдала за сосредоточенным лицом Раффаеле, за его рукой, задевающей струны птичьим пером. Музыка отзывалась в стенах серебряными звуками и уносила в мир позднего барокко, окружённых пальмами дворцов и неспешных прогулок по белым дорожкам королевского парка.

      Тихонько отворилась дверь – вошла Биатриче. Вице-адмирал пробрался за нею к дальнему дивану у стены.

      Эмилиана покачивала головой в такт. В уголках её губ мелькала улыбка, когда она встречалась глазами с Раффаеле, – будто взгляд помогал держать созвучие.

      – Эту музыку мы исполняли для королевы с матерью Раффаеле, – мандолина опустилась к ней на колени.

      – Великолепная музыка! – похвалил князь Пётр Васильевич. – А сколько в ней души! Верно, Нина?

      Екатерина встрепенулась: кто-то взял её за руку.

      – Я хочу показать

20

Раффаеле, помоги мне, сыграем вдвоём! (неап.)