Убийство на поле для гольфа. Агата Кристи

и мосье Отэ понесли бесчувственную мадам Рено в дом. Комиссар провожал их взглядом, сокрушенно качая головой.

      – Pauvre femme[40], этого удара она не вынесла. Да, да, ничего не поделаешь. Ну что ж, мосье Пуаро, может быть, осмотрим место, где было совершено преступление?

      – Если вас не затруднит, мосье Бекс.

      Мы вернулись в дом и вышли на улицу через парадную дверь. Проходя мимо лестницы, ведущей наверх, Пуаро с сомнением покачал головой.

      – Не верю, что служанки ничего не слышали. Ступени скрипят так, что и мертвый проснется, к тому же, заметьте, спускались трое!

      – Но ведь была глубокая ночь. Видно, все они крепко спали.

      Однако Пуаро все качал головой, похоже, мое объяснение ничуть его не убедило. Дойдя до поворота аллеи, он оглянулся на дом.

      – Почему мы думаем, что они вошли через дверь? Ведь они не знали, что она не заперта, и могли влезть в окно.

      – Но все окна первого этажа закрыты железными ставнями, – возразил комиссар.

      Пуаро показал на одно из окон второго этажа.

      – Это ведь окно спальни, да? Смотрите, вот по этому дереву можно в два счета добраться до окна.

      – Возможно, вы правы, – согласился комиссар. – Но тогда на клумбе должны быть следы.

      Справедливость его слов была очевидна. По обеим сторонам ступеней, ведущих к парадной двери, на больших овальных клумбах алела герань. К дереву, о котором говорил Пуаро, не подойдешь, не наступив на клумбу.

      – Правда, погода стоит сухая, – продолжал комиссар, – на аллее и на дорожках следов не видно, но рыхлая, влажная земля на клумбе – совсем другое дело.

      Пуаро принялся внимательно разглядывать клумбу. Мосье Бекс оказался прав, земля была совершенно ровной: ни ямки, ни углубления, ни вмятины.

      Пуаро кивнул, как бы удовлетворенный осмотром, и мы уже отошли было, но вдруг он устремился к другой клумбе и стал ее рассматривать.

      – Мосье Бекс! – позвал он. – Поглядите, здесь полно следов!

      Комиссар подошел к нему и улыбнулся.

      – Мой дорогой мосье Пуаро, совершенно верно – это следы садовника, его огромных, подбитых гвоздями сапог. Впрочем, это не имеет никакого значения, ведь с этой стороны нет дерева, и, следовательно, влезть в окно второго этажа невозможно.

      – Да, правда, – заметил Пуаро, явно расстроенный. – Стало быть, вы считаете, что эти следы ничего не значат?

      – Ровным счетом ничего.

      И тут, к моему великому изумлению, Пуаро многозначительно произнес:

      – Не согласен с вами. Сдается мне, эти следы – пока самая важная улика из всего, что мы видели.

      Мосье Бекс промолчал, пожав плечами. Он был слишком вежлив, чтобы откровенно выложить, что он думает по этому поводу.

      – Ну что ж, продолжим? – предложил он.

      – Конечно. А этими следами я могу заняться и позже, – охотно согласился Пуаро.

      Мосье Бекс пошел не к воротам, куда вела подъездная аллея, а круто свернул на боковую тропинку, обсаженную кустарником, которая, полого поднимаясь, огибала дом справа. Неожиданно тропинка вывела нас на небольшую площадку, откуда открывался вид на

40

Бедная женщина (фр.).