Посланник МИД. Георгий Комиссаров

и быть способным это всё отстоять.

      А делать это становилось всё труднее…как и находить пропитание.

      Такое было впечатление, что мужики в селах перестали хлеб выращивать совсем.

      Голод сотрясал страну год за годом. А тут ещё и засуха летом 1921 года и голод в Поволжье.

      Москву запрудили толпы худющих крестьянских детей-беспризорников.

      И большевикам не было другого выхода, как начать с ними бороться…ха-ха-ха. Именно так было написано в их газетах.

      И действительно… начали нашего брата вылавливать. И никто-то там … а грозная ЧеКа! Во главе со всесильным «Железным Феликсом» – Дзержинским.

      Вот что тогда писали в прессе и на плакатах, а мне запомнилось:

      «После 1-й мировой войны и Октябрьской революции 1917 года беспризорность в России приняла угрожающий характер. В 1921 году в России насчитывалось 4,5 млн. беспризорников, а к 1922-му году – около 7 млн. беспризорных. Решение проблемы беспризорности стало политической задачей»

      «Издан Декрет об учреждении Совета защиты детей. К работе на местах привлекаются органы ВЧК»

      «По губерниям было разослано постановление наркомата образования о создании специальной детской милиции, организации бесплатного питания для беспризорников, их лечения, организации приемников»

      «В январе 1921 года Президиум ВЦИК издал постановление об образовании «Комиссии по улучшению жизни детей», председателем которой был избран Ф. Э. Дзержинский. В комиссию вошли представители наркоматов просвещения, здравоохранения, продовольствия, рабоче-крестьянской инспекции, ВЦСПС, ВЧК»

      «В 1921-1922 годах, в связи с последствиями войн, экономической ситуацией в стране, голодом в Поволжье, детская беспризорность достигла небывалых, катастрофических размеров. По утверждению Деткомиссии, эти явления грозили «если не вымиранием подрастающего поколения, то его физическим и моральным вырождением».

      Я это всё уже и на себе прочувствовал.

      Несколько раз меня ловили, и я благополучно сбегал из этих полутюремных заведений. Но своим уже не детским умом я понимал, что «пора остепеняться и вливаться в систему», – как говорил мне недавно один зализанный типок из «совдепа», которому я приносил на дом газеты.

      И я сам себе выбрал интернат.

      Опять же с точки зрения будущего удобства жизни в нём.

      1-м коммунистический интернат Замоскворечья имени Третьего Интернационала на Большой Калужской.

      Куда я и прибыл самостоятельно в конце августа 1921 года имея направление из районного приёмника при детской комнате милиции.

      Там были в некотором замешательстве от такой наглой инициативы шалопая. Но препятствий не чинили. Тем более, что вид у меня был опрятный, я сам был уже пострижен «под ноль», благоухал одеколоном и тащил баул своих вещей.

      Я к тому времени отточил свои анкетные данные. Помог тот «приспособленец» из «бывших», как он себя сам охарактеризовал. Он работал «совслужащим», в «гражданской» не участвовал, но имел справку о ранении «на колчаковских фронтах» и липовое «пролетарское происхождение», чтобы не попасть в «лишенцы».