Некроманты (сборник). Ник Перумов

что дом этот строил её дед, дед по матери. А Гнёздовские – это же по отцу.

      Впрочем… Какая разница? Никаких Кораблёвых тут нет и не было. Ни Алевтины, ни Александра. Всё верно.

      Обойдя погост и тщательно всё осмотрев, я осторожно присел на почти завалившуюся лавочку. Моих странных знакомых как корова языком слизнула.

      – Аля! – рискнул я. И уже громче: – Саша!

      Тишина. Не шумит ветер, не жужжат пчёлы, не стрекочут кузнечики. Не перепархивают с цветка на цветок яркие бабочки. И птицы молчат тоже. Только высятся холодные камни, да ждут добычи незанятые места старого погоста.

      Я осторожно посадил куклу рядом с собой. Взглянул в ярко-синие нарисованные глаза и снова позвал, только на сей раз полушёпотом:

      – Аля!

      Ничего.

      У меня вырвался вздох. Стало страшно, очень. Но… ничего не поделать. И откуда только у меня смелость взялась?

      Я принялся чертить отпорный круг, в точности, как было описано в книге.

      Знаки давно забытого языка, обозначающие имена демонов, стражей пути в подземный мир – люди верили в них, когда на грешной нашей Земле и слыхом не слыхали о Сыне Божьем. Потом Он явился, и творил чудеса, и сокрушил врата адские, и вывел ветхозаветных праведников, и был распят, и воскрес, и вознёсся, и пребывает теперь там, светом в любой тьме, надеждой в любой печали, спасением в любой беде.

      Главное – не опускать глаза и не отчаиваться, ибо Он справедлив.

      Закончив с первой фигурой, я взялся за ограду. Каждый угол, каждый столб, каждую ржавую перекладину или прут следовало укрепить. Разумеется, не обычными подпорками.

      Из кармана я достал заготовленную с ночи пачку плотных картонок размером с ладонь и принялся развешивать их на кладбищенской ограде. Закончил, полюбовался – получилось неплохо, почти как у мага Квентина, когда тому пришлось отражать в развалинах башни старого безумного чародея атаку его доморощенной стражи – крыс ростом с человека.

      В самый центр круга я осторожно посадил куклу. На широкий лист лопуха, чтобы не запачкать с таким тщанием сшитое платьице.

      Я увидел достаточно, чтобы поверить во всё, написанное на старых страницах.

      Кукла сидела, спокойно и словно с ожиданием глядя на меня синими глазами.

      – Аля, – сказал я, обращаясь к кукле. – Аля, приходи. Приводи Сашу. Приходи скорее.

      Касаясь рукой каждого из символов, я громко, нараспев проговаривал жутковатые, хрипяще-шипящие имена-прозвища неведомых существ, что якобы всё ещё дремлют «где-то совсем рядом», охраняя додревние пути, которыми до сих пор бродят несчастные неприкаянные духи.

      – Тёма? – донеслось до меня слабое.

      – Аля! Я здесь, Аля!

      – Тёма…

      Откуда-то из глубины зарослей с другой стороны железной изгороди, там, где я никогда не бывал.

      – Аля!

      Нельзя выходить из круга, нельзя выходить из круга, нельзя выходить…

      Качнулись ветви, но ни Али, ни Сашки.

      – Тёма… – вновь, глухо и безнадёжно.