Некроманты (сборник). Ник Перумов

никого, кроме меня, нету. Никто не обидит, а тётя у меня добрая.

      Однако Аля лишь покачала головой, и даже Сашка не пришёл мне на помощь (на что я, честно говоря, рассчитывал).

      – Лучше вы к нам, Тёма, – бледно улыбнулась Аля.

      – А… далеко идти? – вспомнив о вдруг оказавшемся бесконечным ручье, сказал я.

      – Недалеко, – ответила Аля и вдруг обернулась, резко, словно что-то услыхав. Замер и Сашка, веснушки его вдруг побелели.

      – Что… что такое?

      – Тёма. Уходите. Немедля, – голос Али сделался ну точь-в‑точь, как у моей мамы. – Скорее! Уходите… через ручей.

      – З-зачем? – не понял я.

      – Уходите! – она топнула ногой. – Сюда идут… идёт… Да скорее же вы, бегите, говорю вам!

      И она пихнула меня в грудь так, что я, вдруг оказавшись по ту сторону кладбищенской ограды, покатился вниз по склону – прямо к ручью.

      Там, наверху, засвистел ветер, солнце закрыли невесть откуда взявшиеся тучи. Меня словно окатило ледяной волной – невидимой, будто там, за гребнем оврага, в бассейн рухнуло что-то очень тяжёлое.

      Но там не было, конечно, никакого бассейна. Только старый, заброшенный погост на восемь могил.

      Я вдруг сообразил, что так и не прочитал имена на надгробиях.

      Что-то глухо взвыло там, за гребнем, взвыло, словно волк холодной зимой – или волки зимой не воют? Ледяной ветер сёк мне щёки, и тут я, не выдержав, побежал.

      Ну да, струсил, струсил.

      Возле самого ручья голова уже привычно закружилась, но я успел набрать ход, оттолкнулся, прыгнул – и растянулся на мху уже на «своей» стороне.

      Голова кружилась, но, как оказалось, если быстро сделать несколько шагов прочь от воды, сразу становится легче. Главное – не обращать внимания на дурноту.

      Я кое-как поднялся, осмотрелся. Всё тихо, ручеёк журчит себе, мирно так, бестревожно… Всё в порядке. Солнышко светит, на небе – ни облачка. И никаких голосов.

      «Но… они ж должны быть рядом, – подумал я. – До Али и Сашки – рукой подать».

      – Эге-гей!

      Молчание.

      – Эй-гой! Как вы там? – крикнул я погромче, складывая ладони рупором.

      Никакого ответа.

      Я подождал, подождал – ничего. Стал спускаться к воде – тошнота враз навалилась так, что пришлось отползать на карачках. «Не-ет, – подумал я, – так дело не пойдёт. Нужно только с разбега, одним прыжком, а у меня сейчас едва ноги ходят».

      В общем, я выбрался из оврага, оказавшись на нашем заднем дворе. Иван возился возле каретного сарая с лошадьми; я помахал ему рукой.

      – Что, барчук, в лес ходили?

      – Ага, ходил, Иван. Ты не знаешь… что там за кладбище?

      Иван отвёл взгляд, почесал густую бороду.

      – Э-э, барчук, не моего ума это дело. Погост и погост. Старый, на него никто уж и не ходит.

      – Да, там всё заросло уже, – добавил я задумчиво.

      – Я по чужим домовинам не лазю, – Иван по-прежнему чесал бороду и глядел вбок. – На родительницы моей могилку, на батюшкину – это да, это дело святое. Крест