Некроманты (сборник). Ник Перумов

словно собравшись драться.

      Я только и мог, что молча открывать и закрывать рот.

      – В третий раз спрошу тебя, – проговорила она нараспев, явно собрав последние силы, потому что на лбу её я видел капельки пота. – Кто ты? Зачем явился? Что тебе нужно?

      – Да ничего мне не нужно! – рассердившись на весь этот спектакль, бросил я. – Хотел вас найти, вот и всё! Ручей обойти не смог, перепрыгнул! Что вы тут оба, с ума посходили, что ли?

      Аля остановилась.

      – Он не смог бы врать… – пробормотала она, не глядя на меня. – Проводник не может… Не в силах…

      – Да не вру я!

      Она беспомощно огляделась, словно вновь ожидая пришествия какой-то неведомой опасности.

      – Тёма. Расскажи мне всё.

      Голос у неё сделался низкий и торжественный.

      – Да чего ж рассказывать-то? – не выдержал я. – Уж сто раз всё сказал. Артемий я. Гнёздовский. Приехал к своей тётке, Аглае, погостить. Вокруг никого нет, играть не с кем. Пошёл вот в овраг за домом, поглядеть, что там да как. Ну и… вас вот увидел.

      – И всё? – подозрительно спросила она.

      – И всё.

      – Клянёшься?

      – Побожиться могу и крест поцеловать! – Я полез за пазуху.

      Она вдруг взвизгнула, упала на колени, марая и пачкая платье.

      – Нет… нет… – Рука умоляюще протянулась к мне, Аля хрипела, словно её душили.

      – Алька! – Я кинулся к ней, но она уже сама вставала.

      – Хррр… ой… Прости меня, Тёма…

      – Н-ничего. – Я стоял дурак дураком. – Аля, что это было? Я полез за крестом, и…

      – И, – призналась она, опуская голову. – Не могу… видеть. Не дано. Сразу… плохо. Очень. Как и возле того ручья…

      – Тебе там тоже плохо? – Я сразу забыл обо всём.

      – Угу. – Она опустила голову. – И не просто плохо. Исчезаю… таю словно. Не могу на ту сторону. Запрещено. Там… злое. Опасное для нас. Очень.

      – Да почему же, почему?! – Я совсем забылся. И схватил её за руку. Девочку, гимназистку – у нас такое возможно было только на Осеннем, Рождественском да ещё Весеннем балах.

      Она руки не отняла. Тёплой и живой, настоящей.

      Аля беспомощно огляделась, ну точь-в‑точь ожидая строгой классной дамы со стеком.

      – Я не знаю, кто ты. И не могу сказать.

      – А я не знаю, про что ты спрашиваешь!

      Кажется, она заколебалась. И, быть может, даже рассказала бы мне всё, как та загадочная незнакомка оруженосцу Доновану, чей рассказ мог бы спасти его друзей из лап кровавого лорда Думсбери – но, как и ту загадочную незнакомку, Алю спугнул крик.

      В книге мы так и не узнали, ни кто кричал, ни кто была та прекрасная дева; здесь же опознать голос было нетрудно.

      Кричал Сашка, и кричал дико, словно за ним во весь опор мчалось стадо бешеных бизонов.

      Земля дрожала тоже, кстати.

      Аля метнулась, словно вспугнутая птица.

      – Уходи! Кто бы ты ни был – уходи! За ручей, если не обманываешь! – Она исчезла