Как закалялась жесть. Александр Щёголев

стол, пара штативов для капельниц, сухожарый шкаф. Аппарат для наркоза плюс «искусственное легкое». Мойка с краном, который модно повернуть локтем; емкости для дезрастворов, где замачивается инструмент. Полимонитор. На стенах – две мощные ультрафиолетовые лампы.

      Родной, до слез знакомый интерьер.

      – Я хочу тебе кое-что сказать, – осторожно начинаю. – Нынешняя ситуация меня по понятным причинам беспокоит. Ты только скальпелем не кидайся, договорились?

      Елена замирает возле пакета, куда она сгребла весь мусор, и молча оборачивается ко мне.

      – Вспомни, раньше в палате меньше трех любовников не было, все койки были заняты. Это не считая меня. А теперь? Что, количество заказов уменьшилось?

      – Нет, не уменьшилось, – признает она после паузы. – Просто мать многим клиентам отказывает.

      Елена ответила! Суровая молчальница распечатала уста! А ведь еще вчера любой вопрос, связанный с «заказами», «клиентами» и другой чертовщиной, разбивался о глухую стену…

      – Кстати, о матери, – продолжаю я, не дав сумасшедшей радости вырваться на волю. – Чем наша амеба занята?

      Только улыбку себе позволяю, легкую, чуть виноватую улыбку.

      – Эвглена – это не амеба, – поджимает она губы. – Совсем другое клеточное строение.

      – Прости, я плохо разбираюсь в одноклеточных.

      Конечно, подобный юмор ее цепляет, все-таки она тоже Эвглена, пусть и Вторая. Однако период отторжения давно нами пройден. Чем больше ярлыков я повешу на ее родительницу, тем лучше. Ярлыки поддерживают тот невидимый деструктив, который я кропотливо выращиваю в рыхлом девичьем разуме, это как корни огромного сорняка.

      – Мать сейчас богатых дебилов очаровывает. Это надолго. А почему вы про заказы спросили?

      – Да просто в голову пришло. Ты же видишь, нашей «простейшей» все труднее и труднее приводить любовников, которые могут быть хорошим товаром. И, тем более, новых мужей. Когда-нибудь она станет неспособна это делать. А тебе – всего пятнадцать. Она – уже неспособна, ты – еще неспособна. Чем платить за учебу? За развлечения, за клубы, за катание на лошадях?

      – Вы это к чему? – напряженно спрашивает Елена.

      – Ты гораздо умнее ее. Ты и сама это знаешь. Я вообще не говорю ничего такого, чего бы ты сама не знала. И другие видят, что ты умнее. Да все это видят! Ты могла бы поставить дело совершенно по-другому. Да, я уже обречен, я не увижу результатов. Но ты… ТЫ! Молодая, красивая, настоящая Елена Прекрасная. Ты достойна всего, о чем мечтаешь, потому что ты умница, ты отчетливо видишь, что нужно сделать, чтобы машина снова раскрутилась… не так ли?

      Я замолкаю. Мое «не так ли», – обязательная фраза. Девочка должна ответить. Я жду…

      – Так, – соглашается Елена.

      Я киваю.

      – Вдобавок, ты прекрасный хирург. Такая молодая, и проводишь довольно сложные операции… не так ли?

      – Так, – соглашается она уже без паузы.

      – Твоей подготовке могли бы позавидовать опытные профессионалы… верно?

      – Ну… да.

      – До