Заблуждение. Роман про школу. Том 2. Максим Павченко

сейчас из уст данного мальчика.

      Щепкина была изумлена. Думается мне, что даже за всю прошлую карьеру она такого бреда еще не слышала. Бранько же откровенно ржал – его смех с галерки слышался очень хорошо из любой точки актового зала.

      Только спустя несколько секунд после того, как мальчик-шестиклассник закончил свой рассказ, Дарья Алексеевна решилась, наконец, вежливо к нему обратиться:

      – Скажи, пожалуйста, милый мой друг, а сколько времени ты этим занимался… или занимаешься до сих пор?

      – Уже второй год, – гордо признался Витя.

      В зале послышался еще более громкий смех.

      – Охренеть! Два года травить свои мозги такой …! – сказал мне Саня.

      – Послушай, – учтиво обратилась Щепкина к Вите, – ты, я так поняла, из шестого класса? – Он кивнул головой. – И у тебя, наверно, еще нет предмета астрономии? – Он еще раз кивнул. – Но ничего: в следующем году все появится. А пока не постесняйся подойти к Ирине Евгеньевне Ломановой, нашему учителю физики и астрономии. Думаю, она тебя с радостью примет. Так, а мы продолжим! – громко произнесла Дарья Алексеевна.

      Как видите, я специально не привожу здесь мысли всех выступавших – таковых, повторюсь, было очень много, всего и не упомнишь; но еще больше было бреда, и особенно в этом поусердствовали учащиеся из пятых и шестых классов. Мы, конечно, как настоящие демократы, позволили им высказаться, но – вполне предсказуемо – ничего путного от них не услышали. Все фразы были глупы, просты и несвязны, – так что на их фоне размышления Вити выглядели очень даже содержательными, а сам мальчик казался едва ли не первоклассным философом.

      Впрочем, конечно, куда интересней будет обратиться к мнениям представителей старшей школы. И тут я постараюсь изложить все поподробнее.

      Первым от нашего класса выступал Арман Хатов. Слово ему дала сама Щепкина, и Арман, выйдя на пространство перед полукругами, сразу начал говорить очень красиво и выразительно, чтобы показать таким образом всю глубину своей вовлеченности в проблему. Заранее прошу прощения за то, что всех его слов, увы, не помню, но, в общем, это было так:

      – Проблема Кости видится мне весьма необычной. И тут следует учитывать не только ряд всевозможных факторов, но и характер нашего друга. Центральный же момент таков, что Костя, – по крайней мере, прежний Костя, – это интересный и активный человек. Ну и, конечно, очень отзывчивый. Из этого следует, что так измениться за несколько дней он, по идее, не мог.

      Но все говорят, что изменился, и всерьез изменился, и что на такого Костю даже страшно смотреть.

      Однако я считаю, что ко всему надо относиться спокойно. Скорее всего, Костя просто решил по-другому посмотреть на жизнь. Он экспериментирует, но эксперимент возможен только вне Компании, а иначе – никак. Так что, как мне кажется, нам надо позволить ему провести это самоисследование, – но не думать о чем-то страшном