Основы гуманной педагогики. Книга 2. Как любить детей. Шалва Амонашвили

ведут нас к выводу о том, что естественный и истинный процесс воспитание протекает тогда, когда и воспитатель не думает, что воспитывает, и воспитанник не чувствует, что его воспитывают, но этот процесс всё же свершается.

* * *

      Во всяком случае, моя бабушка, точно знаю, совсем не думала о каком-либо воспитании, когда по вечерам, перед сном, усаживалась у моей кровати и начинала читать молитву. Я смеялся и говорил: «Бабушка, а где Бог? Нет Бога!» А она отвечала мне без возмущения: «Не говори так, сынок, Бог есть!», и продолжала нашёптывать молитву. А молитва была такая, что я её помню до сих пор и порой сам нашёптываю её своим внукам.

      Ляжешь и заснёшь,

      Перекрестишься.

      Девять икон с девятью ангелами

      Справа от тебя упокоятся.

      Благословляют тебя

      Крест и Распятый на Кресте.

      Пусть Святой Георгий

      Сразит сатану и искусителя.

      Кто или что тебя напугало:

      Прохожий,

      Собачий лай,

      Вой волка

      Иль искуситель?

      Пусть гнев Святого Георгия

      Обрушится на них всех.

      Не бойся, сердце,

      Вернись в своё гнездо.

      Бог мой Всемогущий,

      Храни моего внука

      Под своим покровом,

      Дай ему сон и спокойствие,

      Господи!

      Бабушка оберегала меня от злых сил, трижды повторяя молитву.

      Были ли молитвы бабушки явлениями в моей жизни?

      Конечно, были, они такими и остались до сих пор.

      В чём я улавливаю смысл фокусирования явлений в моей жизни?

      Может быть, в том, что бабушка любила меня, а мне нравился её шёпот перед сном?

      Этот жизненный фокус был неведом нам обоим.

      А потом, спустя десятилетия, в нём слились, как мне представляется, и другие явления, что незаметно для меня приближало мою душу к вере. Но эта была не та вера, которую якобы привили мне в раннем детстве при крещении, а вера сознательная, та вера, которая есть часть Культуры. Только не спрашивайте, пожалуйста, меня, когда именно я осознал в себе веру, ибо мне теперь кажется, что она была во мне всегда.

      Объяснил ли я этим рассказом что-либо в связи с воспитанием Культуры?

* * *

      В военный госпиталь приехал ансамбль песни и пляски сельской школы, чтобы подбодрить раненых.

      «Ааа-са… оо-па…» – кричал бодро самый маленький танцор. И так как не все раненые могли встать и выйти в коридор, где проходил концерт, мальчик в папахе вбежал в палату, кружась и размахивая кинжалом. И, воткнув кинжал в пол, сорвав с головы папаху, бросился на колени перед недвижно лежавшим солдатом. Потом встал и низко ему поклонился. Тот посмотрел на мальчика заворожено, пальцем подозвал к себе. В глазах у него были слёзы. Он взял руку мальчика и вложил в неё кусок сахара.

      «Спасибо!» – прошептал он.

      Крупные слёзы медленно пробирались по его щекам.

      Думал ли тогда тяжелораненый солдат о воспитании мальчика?

      Вряд ли.

      Шли десятилетия. Мальчик стал взрослым. Но постоянно