Мир Гаора. Сторрам. Татьяна Николаевна Зубачева

делу обещал, чего уж там. Так ведь жив Рыжий, надо и Зуде жизнь дать.

      – Или уж убить, чтоб зазря не маялся, – усмехнулся Асил. – Решай, Рыжий, вас одной верёвочкой повязали.

      Пока говорили, неспешно, как и положено, на суде, Гаор успел обдумать, и после слов Асила честно ответил.

      – Я обычаев не знаю, как вы скажете, так и сделаю.

      Слова его матерям понравились, Мать даже улыбнулась ему.

      – Так что, звать Зуду? – спросил Старший.

      – Нет, – сказала Мать. – То при всех было, и это пусть так же. Согласен, Рыжий, простить Зуду? Что не со зла так получилось?

      Гаор пожал плечами. Они молча ждали его ответа.

      – Ничего нет дороже жизни, – наконец тихо сказал Гаор. – Я ему смерти не хочу.

      – Так и будет, – веско сказала Мать.

      Кивнули и остальные.

      Гаор перевёл дыхание. Не промахнулся! И в самом деле, дежурь в ту ночь другой надзиратель, не эта сволочь, обошлось бы куда меньшим. Зуда ж не подгадывал именно под того, а ходить и ждать смерти – тоже… то ещё удовольствие. Пробовали, знаем. Нет, пусть Зуда живёт, а если полезет, он сам ему и врежет. Теперь ему уже можно. Но вот почему на суде получилось, что матери главные? Он чувствовал, что неспроста это, что с женщинами тут по-особому. Но это потом.

      Они уже вошли в спальню, готовившуюся ко сну.

      – Зуда, – не повышая голоса, но так, что его сразу все услышали, позвал Старший.

      Зуда уже лёг, но тут же выскочил из-под одеяла и, как был, нагишом, подбежал к Старшему. Немедленно притихли остальные, окружив их тесным кольцом.

      – Так, браты, – строго и даже торжественно, заговорил Старший, – сами знаете, как оно было. С Тукмана спроса нет, обиженный он, такого не судят. Подставил Рыжего Зуда, крепко подставил.

      Все дружно закивали. Зуда, бледный и съёжившийся, дрожал мелкой дрожью, не смея поднять глаза на Гаора, стоявшего рядом со Старшим.

      – Рыжий жив, в том заслуги Зуды нет. Это матери, да натура у парня крепкая. А чтоб дале у нас все лáдом было, надо, чтоб Рыжий при всех Зуду простил. Что не будет мстить ему.

      Толпа одобрительно загудела. Гаора и Зуду мягкими толчками поставили друг против друга.

      – Проси прощения, Зуда.

      По лицу Зуды текли слезы.

      – Прости меня Рыжий, – всхлипнул он, – то глупость моя, не со зла я, не хотел я тебе такого.

      – Говори, Рыжий, прощаешь Зуду?

      – Да, – твёрдо ответил Гаор, – прощаю.

      – Благодари за прощение, Зуда.

      Неожиданно для Гаора, Зуда встал на колени и поклонился ему, коснувшись лбом пола у его ног, и остался так.

      – Руки теперь пожмите друг дружке и обнимитесь, – скомандовал Старший.

      Всё ещё стоя на коленях, Зуда поднял залитое слезами, искривлённое пережитым страхом лицо. И Гаор, смутно ощущая, что делает правильно, обхватил его за плечи и поднял.

      С миг, не больше, они стояли, обнявшись, в плотном молчаливом кольце. И одновременно вокруг зашумели, Гаор отпустил Зуду, а Старший уже совсем другим, строгим, но не торжественным голосом стал распоряжаться, назначая на завтра дневальных,