Ловец бабочек. Карина Демина

столик в «Белой акации» останется свободен.

      А Катарина ответила коротким кивком: она понимает. И Хелег улыбнулся, кажется, выдохнул с немалым облегчением.

      – Не волнуйся, – он провел пальцем по сухим губам ее. – Я сумею тебя защитить. В любом случае.

      И ушел.

      А глаза у него все-таки серые. Светлые, почти белые, как первый снег, сквозь который виден черный асфальт крыш. Странное сравнение. И…

      …сука.

      А он ведь знал про письмо! Тот, кого прозвали Ловцом бабочек…

      Ночь прошла.

      Как прошла, Катарина почти не спала. А когда все-таки задремала, ей приснился тот ублюдок, совершенно живой и веселый.

      – Что, решила, будто избавилась от меня? – спросил он и погладил Катарину по щеке. От этого прикосновения ее передернуло. – Нет, девочка моя…

      Он наклонился к самому лицу, и Катарина осознала, что не способна двигаться. Она лежала на прозекторском столе, голая и совершенно беспомощная.

      – Ты теперь моя… поиграем?

      Он дыхнул, выпуская изо рта рой разноцветных бабочек, которые облепили Катарину…

      Как она не закричала? Из упрямства, наверное. Она проснулась в холодном поту. И сидела в постели, мелко дрожа. Она ощутила себя не следователем, но маленькой девочкой, впервые очутившейся в страшном и чужом месте.

      Под кроватью вновь завелись тени, а в старом шкафу наверняка поселилось чудовище.

      Катарина рассмеялась и смех ее был безумен. Ничего. С этим чудовищем она как-нибудь справится… постарается…

      Утро.

      Снова. Умыться. Расчесаться. Собрать волосы в короткий хвост. Уже отросли и надо бы постричь… или оставить? Хелег говорил, что ему нравятся длинные…. Хелег… появится ли он снова? Он обещал помочь… чем ей поможешь?

      Не думать.

      Серый форменный костюм. Странно. Прежде он казался Катарине неудобным, а теперь вот… оделась и стало легче, будто серая чесуча способна была защитить. Тронула лычки. Заставила себя дышать… медленно. Вдох через нос и выдох через рот.

      За ней нет вины.

      Тот ублюдок был виновен… виновен.

      Она повторяла это вновь и вновь, пока ехала. И конный троллейбус седьмого маршрута двигался как-то на редкость неторопливо. И людно было. Люди мрачные. Злые. И все, казалось, смотрели на Катарину…

      Знали.

      Это чувство вины. Обманчивое. Сотворенное ее разумом, ее сомнениями, для которых не место.

      Дождь зарядил.

      И в дожде здание Особого отдела выглядело особенно неустроенным. Серый куб и полудюжина синеватых елей у парадного входа. Мрачная статуя Мыслителя на красном гранитном кубе.

      Семь ступеней.

      Скользкие.

      И вновь же неудобство это видится созданным нарочно для того, чтобы Катарина и ей подобные, которым случилось оказаться здесь, помнили: оступиться просто.

      Слететь в грязь.

      Ее ждали.

      – Третий этаж, – дежурный с трудом подавил зевок. – Триста седьмой…

      А Катарине вспомнилось, что она и близко не представляет, какой из кабинетов занимает Хелег. Он ведь где-то здесь, в этом каменном склепе…

      Не