Время Сигизмунда. Юзеф Игнаций Крашевский

вы ожидаете закончить?

      – Закончить! – сказал печально Пудловский, поникнув головой. – Разве я знаю! Разве могу предвидеть? Может, завтра, а, быть может, моей жизни не хватит. Жизнь в эту работу впитывается, как вода в песок. Кажется, что работаешь, а, окончив, не останется и следа работы…

      – И надеетесь?

      – Если бы не надеялся, давно бы всё бросил, и снова занялся латинскими стихами.

      – На чём же остановились?

      – Одно разбираю, другое строю, сам не знаю… Я использовал уже строение всех птичьих крыльев, какие только мог достать, и мне кажется, что крылья для человека сделать бесспорно можно. Страус действительно летает тяжело, но летает, а птица Скала…

      Еврей усмехнулся.

      – Вы не верите в Скалу? Есть о ней всё-таки предания, несомненные.

      – Но птичьи кости?

      – Что мне там кости! Всё глупость! Достаточно того, что птица, состоящая из мяса и костей, летает; поэтому человек летать должен и будет. Нужны ему только крылья в больших пропорциях, чем у птицы.

      – А где же сила, чтобы ими двигать? – спросил еврей.

      – Сила? Силу можно искусственно удвоить, утроить!

      – Ну! Почему же не делаете крыльев?

      – Давно их делаю…

      – Но их не пробовали?

      – Не готовы! Всё сам должен делать. Всё! Перья ощипывать, перья подбирать, кости тесать, складывать, пружины вставлять, жизни моей не хватит и на одно крыло.

      Еврей по-прежнему улыбался, но так незначительно, что Пудловский, весь занятый своей мыслью, не мог заметить его улыбки. Скорее, веря в то, что еврей разделяет его убеждения, он всё запальчивей объяснял прогресс своей странной работы.

      – Если бы я мог получить перья Скалы! А! Отдал бы полжизни. Их строение лучше бы объяснило мне о крыльях для человека.

      – Почему не отправитесь в дорогу за ней? – спросил Хахнгольд.

      – Шутишь, рабби? Я шуток не люблю, идите отсюда, вы меня не понимаете.

      И хотел открыть дверь, когда еврей взял его за руку.

      – Послушай меня, мастер, я тебя о чём-то хотел спросить.

      – Ну, о чём?

      – Об одном из твоих жаков.

      Пудловский презрительно сплюнул.

      – О котором же из этих шутов?

      – Кто последним вписался.

      – Пойдём в первую комнату, там список учеников.

      Они вошли и магистр, заперев дверь, вытащил книжку, в которой вычитал имя Мацка Сковронка.

      – Марцин Сковронок! Бледный, блондин, молодой.

      – Хороший латинист… утлично учится.

      – Не знаете что-нибудь о его роде и родителях?

      – Сирота.

      – Он не говорил что-нибудь о себе…

      – Разве я бы его спрашивал.

      – Позовите и спросите, я буду в другой комнате.

      – Тебе это для чего, Хахнгольд?

      – Что вам до этого? Мне это нужно. Я вам достану страусиные крылья.

      – Точно?

      – Несомненно достану.

      – Только там в моей комнате ничего не трогай! Ради Бога, не прикасайся