Враг моего мужа. Лина Манило

засланным казачком, лазутчиком, почему не избавится от меня решительно? Почему он тянет?

      Это тяжёлые вопросы, но я не вздрагиваю от открывающихся за ними перспектив. Даже если прихлопнет, то я в любом случае добьюсь того, чего хотела – избавлюсь от ненависти к Николаю и гнилой памяти о его жестокости.

      Я смотрю на Крымского, неосознанно слежу за его движениями и пытаюсь прочитать хоть что-то по губам, но он вдруг замечает меня. Убегать – поздно, прятаться – глупо, потому отвечаю ему прямым взглядом, хоть внутри что-то и сжимается от подобия страха. Смотреть в глаза Артуру – нелёгкая задача, но мне пока удаётся с ней справиться.

      Крымский взмахивает рукой, даёт отмашку, и толпа мужиков распадается на несколько кучек-группок, рассеивается по периметру, а Артур всё ещё не сводит с меня глаз. А потом снова, как несколько часов назад, резко разворачивается на пятках и уходит. Да что он за человек такой? То обвиняет, то целует, то сбегает.

      А ещё кто-то меня странной называет.

      Тем же путём сползаю с подоконника и становлюсь в центре комнаты, закрываю глаза, развожу руки в стороны и делаю размеренные глубокие вдохи. Это единственное, что мне хоть как-то помогает. Нужно обязательно представить перед глазами что-то приятное – какое-то место, где всё ещё хорошо. Так советовал психолог, и я благодарна ему. Рождаю перед глазами покрытый изумрудной зеленью покатый склон, куда меня водили когда-то родители. Там мы устраивали пикники, играли в волейбол и были счастливы.

      Моя жизнь поделилась на до и после, но есть вещи, о которых я люблю вспоминать. Хорошие события прошлого, за которые держусь, чтобы не захлебнуться в тоске, делают меня сильнее. Помогают идти вперёд, не сломавшись.

      Увлекшись, не сразу понимаю, что в комнате давно уже не одна, а когда до меня доходит, раскрываю глаза и вижу Крымского. Он сидит в кресле и смотрит на меня. Опирается согнутой в локте татуированной правой рукой на колено, а в левой держит какой-то свёрток.

      – Что это?

      – Одежда, – как само собой разумеющееся и кладёт свёрток на подлокотник. – В этом… – широкий жест, очерчивающий мою фигуру, – нельзя за пределы комнаты выходить.

      – Ты меня отпустить решил? Или покажешь всем, как забавного зверька?

      – Я решил тебя выслушать, – обрывает мои нервные вопросы точно таким же жестом, каким разогнал до этого своих архаровцев. – Ты же этого хотела? Разве не именно за этим ты пришла ко мне?

      – Почему не здесь и не сейчас? Я готова всё рассказать, а ты можешь послушать.

      – Потому что. Злата, ты задаёшь слишком много вопросов для человека в твоём положении.

      Уголок его рта дрожит в призрачной улыбке, а во взгляде мелькает нечто тёмное и опасное. Взгляд этот, как лезвие бритвы, вонзается в плоть и медленно проходится ниже, ощупывает, гладит кожу от макушки до кончиков пальцев.

      – Ты не выйдешь? – сглатываю, потому что совершенно не понимаю, что хочет от меня этот мужчина с ледяными глазами.

      – Нет, – качает головой и откидывается