Бурная весна. Горячее лето. Сергей Николаевич Сергеев-Ценский

Женщины в тылу обыкновенно держатся назубок заученного ими правила: наплюй на все и береги свое здоровье. А вы вот – на фронте, куда вам не так легко и просто было попасть, я полагаю. Каждый день вы под обстрелом, и если бы к вам отнеслись, как к царю, который пробыл два часа на линии фронта и получил за это от генерала Иванова георгиевский крест, то и вам могли бы дать, в пример другим, хотя бы медаль на георгиевской ленте.

      – Ей и должны будут дать, должны, непременно! – поспешно и тараща глаза из прихотливых складок коричневых мешков, постарался поддержать его Капитанов.

      Однако подполковница в бешмете презрительно фыркнула на мужа:

      – Ме-даль! Поду-маешь!

      Ливенцев увидел, что он дал промах: она, не желавшая наступать, считала несомненным, что ее объемистый бюст будет украшен белым крестом, а не какою-то тривиальной медалью. Но он промолчал, а батальонный совершенно излишне, теребя вышитую салфетку и глядя при этом куда-то под стол, бормотнул:

      – Что ж, я ведь никакой глупости не говорю…

      Очевидно, у него уже была неискоренимая привычка говорить так в присутствии жены.

      – Неприятельские окопы далеко ли отсюда? – спросил Ливенцев, чтобы затушевать неловкость.

      – От наших окопов только пятьсот шагов, – ответила на это подполковница вполне по-деловому, как на вполне деловой вопрос.

      – Пять-сот ша-гов? – удивился Обидин и даже на Ливенцева посмотрел, – не шутка ли это.

      Ливенцев сказал спокойно:

      – Расстояние приличное. Давно уж оно не нарушалось?

      Вместо прямого ответа на вопрос, обращенный к лысому Капитанову, ответ получился косвенный от его супруги:

      – В том-то и дело, что против нас сидят не такие уж отпетые дураки! Они нас не очень беспокоят, и мы их тоже.

      – Значит, полная взаимность. Но перестрелка все-таки ежедневная? – спросил Ливенцев теперь уже подполковницу, и та ответила, наливая ему новый стакан чаю:

      – Разумеется, а как же иначе!

      Тут же после чаю она распорядилась, чтобы денщик – по фамилии Коханчик, белобрысый, молодой еще малый торопливых движений, развел новых ротных командиров по их ротам.

      – Как же все-таки без разрешения командира полка… – попробовал было заикнуться батальонный, но она так крикнула на него: «Не твое дело!», что он тут же умолк.

      Зато чуть только из уютного блиндажа Ливенцев вышел в ночь и грязь, он сказал Обидину:

      – Конечно, мы сейчас должны идти к командиру полка.

      – Как сейчас? Ночью? – возразил Обидин.

      – Ночью только и ходить в таких гиблых местах.

      – А почему же не в свои роты?

      – В какие «свои»? От кого вы их получили?

      И Коханчику, который остановился в нескольких шагах от блиндажа, Ливенцев приказал:

      – Веди-ка нас, братец, к командиру полка.

      Однако он тут же увидел, что не на того напал. Коханчик, еле различимый в темноте, отозвался на это твердо:

      – Велено развести господ офицеров по ротам: кого в девятую, так это сюдою иттить, а кого