Бурная весна. Горячее лето. Сергей Николаевич Сергеев-Ценский

«безгрешные» доходы, а на «битом» мясе что выгадаешь? Ничего, если только не прогадаешь.

      Казалось бы, пятьдесят верст можно было проехать засветло, но грузовик был старый, очень раздерганный, дорога тяжелая, – часто на ней застревали и тратили много усилий, чтобы как-нибудь сдвинуться с места.

      Десятки раз проклинал Обидин и грузовик, и дорогу, и мясные туши, которые не были привязаны и все время стремились, как он говорил, бежать в поле пастись, но Ливенцев успокаивал его или, по крайней мере, пытался успокоить тем, что это – совершенно райский способ передвижения в непосредственной близости к фронту.

      Когда сначала не очень разборчиво, а чем дальше, все внятнее стал доноситься разговор орудий, Обидин насторожился и спросил:

      – Это что же такое? Значит, мы прямо с приезда – в бой?

      Ливенцев ответил тоном бывалого вояки:

      – Ну, какой же это бой! Это только: милые бранятся, – просто тешатся. Это вы ежедневно в те или иные часы будете теперь слышать – весна. Это вроде глухариного токованья.

      – Вы сказали «весна», – вскинулся Обидин. – Может быть, это оно и начинается, о чем говорят и пишут, – весеннее наступление немцев?

      – Не думаю. Сейчас еще грязно. Куда же наступать немцам по таким дорогам? Дайте хоть земле подсохнуть, а то орудий не вытащишь.

      Один из солдат-артельщиков слушал прапорщиков, переглядывался с другим артельщиком, наконец спросил Ливенцева:

      – Неужто, ваше благородие, немец скоро пойдет на нас, как в прошлом годе? А у нас болтают обратно, будто мы на него пойдем.

      – Как все эти туши съедим, то непременно пойдем, – отшутился Ливенцев, но Обидину подмигнул, добавив: – Вот видите, какие на фронте слухи ходят? Так и знайте на будущее время: панику любят разводить в тылу, а на фронте люди сидят себе – не унывают. Просто некогда этим тут заниматься.

II

      Уже смерклось, когда наконец дотащился грузовик до деревни Дидичи, где был штаб полка. Однако вместо штаба полка попали оба прапорщика тут же, с приезда, в блиндаж командира третьего батальона. Это вышло не совсем обычно даже для Ливенцева.

      – Что, мясо привезли? – спросил артельщиков около остановившейся машины какой-то казак в щегольской черкеске, и артельщики почтительно взяли под козырек, и один из них, старший, ответил:

      – Так точно, мясо… а вот также их благородий к нам в полк.

      – К нам в полк? Вот как! Это, значит, ко мне в батальон, – у меня недокомплект офицеров, – обрадованно сказал казак, повернувшись лицом к Ливенцеву, причем тот, несмотря на сумерки, не мог не заметить, что белое круглое лицо казака совершенно лишено растительности, так что он даже подумал: «Только что побрился и даже усы сбрил». Кроме того, Ливенцев не понял, почему командир батальона в пехотном полку оказался казак, но тот не дал ему времени на размышление: он просто подал руку ему и Обидину и добавил к такому, отнюдь не начальническому жесту:

      – Эта балочка не простреливается противником, – здесь можно ходить во весь рост. Пойдемте в блиндаж, поговорим там за чашкой чая.

      Гостеприимство