Еврей в России больше, чем еврей, и больше он, чем русский. Геннадий Александрович Разумов

здесь пыльным жарким летом 1949 года, когда приехал в Киев к родственникам, жившим тогда на северо-западной окраине города. В выходной день один из его двоюродных кузенов пошел с ним прогуляться и показать окрестности. Попетляв по узким зеленым улочкам частной застройки, они вышли к краю грязного забросанного мусором оврага. Пугливо оглядываясь по сторонам, его попутчик тихо прошептал:

      – Здесь немцы стреляли евреев. Из пулеметов и автоматов. Это было еще тогда, когда они не додумались до душегубок и газовых камер и не жалели патроны на очищение планеты от иудейского мусора.

      Он пристально посмотрел на оторопевшего Женю, ничего не знавшего про ту ужасную трагедию, и, пригнувшись к его уху, добавил:

      – Только это держится в большом секрете, поэтому, прошу тебя, не болтай языком. Лучше помалкивать на эту тему, а то, неровен час, могут быть большие неприятности. Можно даже и срок схлопотать.

      Потом они пошли дальше по берегу оврага, и вдруг заметили на его склоне трех мальчуганов лет по 12–14, которые, сидя на корточках, возились в песке.

      – Такие большие, а играют в куличики, – сказал Женя.

      Его сопровождающий, молча, взял кузена под руку и подвел поближе к обрыву оврага. Они подошли к мальчишкам. И тут увидели, как у одного из них что-то блеснуло на ладони.

      – Покажи, – попросил Женя.

      Мальчик сначала испуганно оглянулся и крепко сжал свой вымазанный в земле кулачок. Но, увидев улыбку и, по-видимому, сообразив, что незнакомец не из тех, кто дает подзатыльники и отнимает добычу, разжал пальцы и протянул ладонь. На ней лежала потемневшая от времени и грязи золотая брошка.

      – Эти золотоискатели ежедневно находят здесь десятки и сотни золотых коронок, сережек, колец, цепочек, браслетов, – грустно усмехнулся женин спутник, – евреи шли на смерть, одев на себя все драгоценности, которые их матери и бабушки десятилетиями хранили «на черный день».

      Второе свидание Жени с Бабьим яром было не настоящим, а бумажным, чиновничьим. На этот раз они встретились на одном Вот что от них осталось из заседаний «Комиссии Минводхоза УССР» по выяснению причины только что происшедшей там гидротехнической катастрофы (наш герой к тому времени был уже инженером-гидротехником, работавшим в проектном институте «Гипроводхоз»).

      Шел хрущевский «оттепельный» 1957 год. Тогда уже о трагедии в Киеве знали за границей, писали журналисты, о ней говорили на международных встречах, конференциях, совещаниях. Правда, еще пылилась на полке в издательстве замечательная документальная книга А. Кузнецова «Бабий яр» и не появилось на странице «Комсомолки» пламенное и смелое по тем временам стихотворение Е. Евтушенко с тем же названием.

      Но веяние переменивших направление ветров эпохи заставило советскую власть со скрежетом зубным отказаться от позорного и преступного утаивания содеянных фашистами и их местными приспешниками злодеяний. Украинское партийное и министерское начальство вместе с центральным начало долгое тягомотное обсуждение вопроса Бабьего яра.

      Что