Еврей в России больше, чем еврей, и больше он, чем русский. Геннадий Александрович Разумов

целую неделю жил его добрый школьный московский друг Марик Вайнштейн.

      Однажды вечером в качестве опытного старожила, он взялся показать Жене окрестности и, походив по нескольким улицам и переулкам, они вдруг оказались в большом и закоулистом дворе. В его глубине копошились какие-то ребята. Друзья подошли к ним.

      Мальчишки занимались странным делом. На земле возле стены стоял деревянный ящик-клетка, из которого неслось тихое жалобное мяуканье. Крупный лобастый парень лет четырнадцати ржавым железным прутом бил через щели ящика тощую окровавленную кошку. Задние ноги у нее были перебиты, и она, перетаскивая из угла в угол свое немощное тело, старалась прижиматься к гвоздистым стенкам.

      Всюду ее настигал быстрый резкий сильный удар, от которого ей все труднее становилось увертываться. Мальчишка старался попасть ей в голову, спину или живот. Но у него это не получалось. Прут каждый раз соскальзывал, царапал и сдирал кожу, оставляя кровавые следы на грязной лохматой шерсти.

      Жене стало очень даже не по себе. Он потянул Марика за рукав и сказал тихо:

      – Пойдем отсюда.

      Но тот даже не обернулся. Он стоял, как вкопанный, и затаив дыхание, не отрывая глаз, следил за каждым движением лобастого мальчишки.

      Быстро темнело, сумерки опустились на улицу, дома, двор. Кошка кричала все громче, в ее крике слышался ужас, отчаяние, мольба.

      Марик переступал с ноги на ногу, его щеки от волнения покрылись красными пятнами. Вдруг он рванулся вперед, протиснулся к ящику и схватил парня за руку:

      – Дай мне попробовать.

      Тот с презрением взглянул на него и ухмыльнулся краем губ:

      – Отзынь, малышня жидятая, обойдемся без сопливых.

      Марик деловито оглянулся и, приняв независимый вид, зашел с другой стороны.

      – Очень-то и надо, – негромко сказал он, потеряв блеск в глазах и румянец на щеках.

      Но развязка наступила раньше, чем кто-либо ее ожидал. Лобастый парень вдруг попал кошке между ребер и проткнул ее насквозь. Она захрипела, задергалась, потянулась и замолкла.

      Мальчишки отпрянули от ящика. Наверно, для них всех это было слишком неожиданно и страшно. Перед ними была сама СМЕРТЬ.

      Марик еще больше надулся, забегал глазами по сторонам.

      – Бежим отсюда, – прошептал он Жене испуганно. И они стремительно понеслись каждый к своему дому.

      На следующий день Марик, захлебываясь от восторга, уже рассказывал другим ребятам из соседнего двора:

      – Мы ее с одной стороны – бац, бац. Она в другой угол, кусается, стерва, а ее и там – шарах, прямо по башке. Все-таки кокнули.

      А Женя в тот вечер никак не мог заснуть. Перед ним стояла ужасная кровавая сцена впервые в жизни увиденного убийства. Ночью ему снились мухи. Их было много, черных, жирных. Ребята ловили их, зажимали в кулаки, потом отрывали крылья и часть ножек. Насмотревшись, как ползают по столу хромые насекомые, они отрывали им остальные ноги, делая неподвижными беспомощные туловища-куколки,