Еврей в России больше, чем еврей, и больше он, чем русский. Геннадий Александрович Разумов

а понимающе улыбнулась и потрепала по стриженной наголо (от вшей) голове.

      Да, худощаге Жене постоянно еды не хватало, ему всегда хотелось чего-нибудь пожевать, эта досадная потребность неотступно следовала за ним и дома, и на улице и в школе. Но особенно его тянуло к сладостям. А те были довольно большой редкостью, даже чай тогда приходилось пить «вприглядку» – то есть, подносить кружку ко рту, не положив в нее кусок сахара, а только глядя на него.

      Утолить немного чувство голода помогали еженедельные по воскресеньям посещения местного колхозного рынка, где особенно к удовольствию его младших клиентов бытовало право пробовать перед покупкой приобретаемый продукт. Поскольку продавцам было выгоднее, чтобы эту процедуру выполняли детишки, то вместо толстых пальцев мам и бабушек, именно их тонкие пальчики осторожно погружались в кринки с жидковатой сметаной и сероватым творогом.

      А некоторые сердобольные тетки-торговки изредка позволяли ребятам лизнуть и узенькую деревянную щепочку обмакнутую в бутылку молока или подсолнечного масла. Но, бывало, что Жене (вот уж когда была радость!) удавалось даже полакомиться и коротенькой ниткой квашенной капусты или небольшим краешком малосольного огурца.

      Подумашь, на жидёнка пописали

      Если Женя, в значительной мере благодаря его бесстрашному другу, не так уж много страдал от враждебного антисемитского окружения, то другим еврейским детям приходилось куда хуже.

      Больше всех, пожалуй, доставалось черноволосому курчавому мальчугану Лёвику Левковичу с очень тихим и нежным нравом, которому никак не подходили его львиные имя и фамилия. В его худогрудой сутуловатой фигуре, пугливых повернутых внутрь глазах было что-то позволявшее безжалостной школьной шпане вечно его шпынять, насмехаться, делать разные мелкие гадости.

      Хотя в любом, тем более, ребячьем коллективе обязательно находится такой вот «козлик отпущения», на которого, утверждая себя, нападает с кулаками беспощадное хулиганье, или в лучшем случае маленькие острословы оттачивают свое ослоумие.

      Бедный Левкович каждый день приходил домой из школы в синяках, ссадинах и царапинах. Но последней каплей, переполнившей чашу терпения лёвиных родителей и поставившей точку в его школьной эвакуационной жизни, был совсем уж отвратительный случай.

      Трудно сказать, как это его угораздило по дороге домой из школы попасть в длинную глухую подворотню, которая вела в чужой темный двор. Может быть, он зашел туда, чтобы подтянуть свои вечно спадавшие штаны, доставшиеся ему, кажется, от старшего брата, ушедшего на войну. А, может быть, его туда затащили?

      Так или иначе, проходя с Мариком мимо этого двора, Женя услышал доносившийся из подворотни громкий смех и приглушенные всхлипывания. Когда друзья зашли внутрь, то увидели несколько ребячьих фигур, и поначалу даже не поняли в чем дело. Подошли ближе. Их было четверо, этих длинношеих ушастых школьников в коротковатых брюках и пиджаках на вырост с подвернутыми рукавами.