Еврей в России больше, чем еврей, и больше он, чем русский. Геннадий Александрович Разумов

другая картина открылась перед Женей, когда он уже в свои эмиграционные нулевые годы нового века во время очередного посещения Москвы в праздник Судного дня (Ям Копур) приехал на «горку», теперь снова стоявшей на Спасо-Глинищевском переулке. Там изменилось далеко не только название улицы. Роскошный Большой зал с позолоченным сводом был практически пуст. Зато рядом в новом помещении гудел-шумел многоголосый птичник бухарских евреев, так непохожих на ашкеназов. И так похожих на тех, «черножопых», наводнявших в те годы московские продуктовые и промтоварные оптовые и прочие рынки.

      А у ворот еврейского Востряковского кладбища Женя увидел таких же черноволосых молодцов в расписных траурных кипах. Они выходили из подъезжавших к воротам один за другим черных мерседесов и кадиллаков – приехали хоронить кого-то «из своих».

      Вот кто стал теперь в значительной мере восполнять еврейскую демографию российской столицы.

      Господу спасителю помолимся…

      До того, что коммунистическая идеология была самой настоящей религией, женины незрелые юношеские мозги дотумкали довольно рано, во всяком случае, не позже того времени, когда он начал учиться в институте, где уже с первого семестра их густо запудривали на лекциях по марксизму-ленинизму и диалектическому материализму.

      Жене быстро стало понятно, почему большевики после революции объявили бой попам, муллам, раввинами, шаманам. И почему, следуя вековой традиции всяких реформистов, неофитов и нуворишей, почти все еще не закрытые и не разрушенные церкви, мечети, синагоги были преобразованы в храмы новой коммунистической религии. Они стали общественными клубами, красными уголками, ленинскими комнатами. А разве можно было большевикам оставлять рядом с собой опасных конкурентов?

      И вообще, рассуждал Женя, любая даже самая благородная, добропорядочная, гуманистическая идея, превращенная в идеологию, вскоре оборачивается прямой противоположностью задуманному. Сколько раз в истории человечества всякий культ, насаждаемый сверху в качестве, якобы, основы национальной духовной культуры, повисал на плечах этой нации тяжелыми веригами. Владыки всех времен и народов использовали религию для укрепления своей власти, для охмурения подвластного ей народа.

      А что христианство? Разве оно не было удобной мясорубкой, превращавшей в податливый однородный фарш насильно обращенное в строгое единоверие население всех европейских больших империй, от Римской и Византийской до Испанской и Российской. И от кого спасает Господь-Спаситель, бородатый лик которого с овальных куполов церквей пронзает заблудших прихожан жестким взглядом сурового судьи?

      Не придан ли такой статус Спасу Иисусу римскими и прочими королями-императорами-герцогами, которые приняли христианскую идеологию в качестве кнута, загоняющего стадо дикарей варваров в государственное стойло верноподданства? Не от внешних ли и внутренних врагов призван был Христос спасать бедных смердов, несчастных