Потерянный рай. Эрик-Эмманюэль Шмитт

с нежным пушком, долго смотрел на густые блестящие волосы, собранные на макушке в узел, из которого ускользнули несколько прядей – они щекотали ей лоб, виски, прелестные ушки, подчеркивали ясность ее лица.

      Нура вдохнула чистый утренний воздух, опустила длинные ресницы и призналась мне:

      – Я кое-что сделала для зачатия вашего ребенка. Кое-что важное. И горжусь собой.

      – О чем ты?

      – Я вам помогла.

      Помогла нам? Мне? Она что, издевается надо мной? Она намеренно выбирала эти язвящие меня слова или же неосознанно? Нура удовлетворенно добавила:

      – Я посоветовала Мине помолиться Богине-матери, Началу всех начал, и поднести ей пузатые фигурки. А еще я дала ей лучшие травы, которые благоприятствуют вынашиванию. Мина послушалась меня.

      – Ах, это ты велела ей пить крапивную настойку?

      – Ну да. То есть… назначил Тибор, а я передала его совет.

      – Она меня каждый день поила крапивой!

      – Это укрепляет и мужчину. Ну а ты пил отвар клевера?

      – Нет.

      – А отвар малинового листа?

      – Нет.

      – Отлично. Ах, я забыла! Тибор сказал, что Мине больше нельзя пить малиновый отвар. Не знаю почему, он мне сегодня утром сказал. Передай Мине, пожалуйста.

      Она побарабанила бело-розовыми пальчиками по моей руке, загорелой, исцарапанной, со вздувшимися венами.

      – Ну, ты доволен?

      Я был в ярости. Долго еще она будет меня морочить этими пустыми разговорами? Когда мы поговорим о главном?

      Не в силах терпеть, я ринулся вперед:

      – Нет, я не доволен. Потому что мне плевать на то, что происходит с Миной. Потому что Мина меня раздражает. Потому что Мина нагоняет на меня скуку. Потому что не я ее выбрал, а отец навязал мне ее.

      Она бросила встревоженный взгляд на Панноама, желая убедиться, что он к нам не прислушивается.

      – Он ошибся?

      – Он поступает по-своему, как ему кажется выгодней для деревни. Ему было безразлично, кто мы такие, Мина и я, чего мы желали, на что надеялись, что нас сближало или отдаляло друг от друга. Для него важны были интересы деревни, мирные и торговые соглашения, а вовсе не наши с Миной интересы.

      Она упрямо повторила, пристально глядя на меня:

      – Он ошибся?

      – Как вождь – нет. Как отец – да.

      – А какая разница?

      – Отец ищет счастья для сына, вождь – для общины.

      – Но твой отец – вождь. А ты сын вождя.

      – Ты пра…

      – Так как же ты смеешь порицать своего отца?

      Я был уязвлен.

      – Не хитри, Нура, хватит ходить вокруг да около! Мы говорим не о ней, а о тебе. Я осуждаю отца не за то, что он выбрал Мину для меня, а за то, что он выбрал тебя для себя.

      Она выпрямилась, кровь ударила ей в лицо. Гнев заострил ее черты, кожа натянулась к вискам и переносице. Лицо стало жестким и очень женским.

      – А какое тебе до этого дело?

      – Панноам тебя украл!

      – То есть?

      – Он украл тебя у меня! Он меня обокрал!

      – Обокрал тебя? Разве я тебе принадлежу?

      Я