Потерянный рай. Эрик-Эмманюэль Шмитт

и дерешься великолепно.

      – Но одиночество? Разве я одинокий?

      – А это для тебя новость. Медведь пришел к тебе ночью сообщить об этом – значит теперь тебе полезно это знать…

      Я поник. Ведь верно, брак Нуры и моего отца так меня печалил, что делал одиноким.

      Я посмотрел в глаза Тибору:

      – Но разве можно страдать от одиночества среди своих?

      Он задумчиво проговорил:

      – Таков удел человека, который думает сам.

      По его затуманившемуся взгляду, по дрожи его голоса я понял, что он говорил не только обо мне, но и о себе.

      Как он отличался от отца! Панноам состоял из решительности, распоряжений, поступков, а Тибору было свойственно задавать вопросы. В этот миг я почувствовал наше сходство.

      – Твое животное тоже медведь, Тибор?

      Он улыбнулся:

      – Мое животное – сова, Ноам.

      – Но ведь ты не бодрствуешь ночью!

      – Сова причастна другим мирам, миру невидимого, миру Богов, Духов и Мертвых. Подобно сове, я ищу скрытое от многих, я снимаю покров видимого.

      – Хороший у тебя тотем – сова! Он делает тебя счастливым, не то что одинокий медведь…

      – Разве можно быть счастливым, лишившись иллюзий?

      На этих словах Тибора мы расстались.

      Я спустился к Озеру. Небо светлело. Деревня скрылась из виду и являлась мне своими шумами: мычаньем, квохтаньем, блеяньем, а еще звуками, производимыми теской камня, забиванием свай, заточкой кремневых орудий, мукомольем, растиранием гончарной глины, глухим потрескиванием дубимых кож, а еще указаниями, которыми перебрасывались ремесленники, детскими криками и женской болтовней.

      Я дошел до главной улицы и направился к поляне, на которой мой отец вершил суд. Панноам сидел под Липой с представителями двух семей и разбирал дело о похищенной дичи.

      Я смотрел на него со стороны, и меня мучили противоречивые чувства: я испытывал к нему свою обычную любовь, но руки чесались как следует ему всыпать. Мне виделся то прекрасный цельный человек, мягкий и милосердный, то калека со злобной гримасой. Где же истина? Как избавиться от дурного отца и оставить себе только хорошего?

      Появилась Нура с высоко поднятой головой; заметила меня, убедилась, что Панноам еще занят, и устремилась ко мне. Ее нетерпеливые желто-зеленые глаза сияли от радости.

      – Мои поздравления, Ноам!

      Змеиный укус был бы мне приятней.

      – О чем ты?

      – Поздравляю!

      Она лучезарно улыбалась, искренне и восхищенно. Я нахмурился, и она добавила:

      – Какая добрая весть для вас с Миной!

      Я был взбешен. Неужели она думает, что ее брак с моим отцом для меня добрая весть? Ну, для Мины безусловно… Но для меня?

      Я смерил ее ледяным взглядом:

      – Да как ты смеешь!

      – Что ты хочешь сказать?

      – Насмехаться надо мной!

      Она не привыкла к моей резкости и забормотала:

      – Ну как же… Ноам… не важно, кто… ты всегда говорил, что…

      – Нура! Мне омерзительна эта ситуация! Не надо усугублять ее и смеяться надо мной. Даже если это тебя забавляет.

      Она