Брилонская вишня. Ксения Евгеньевна Букина

нагнала тебя. Чего, в город собраласи?

      – Угу, – говорю и откидываю тяжелую прядь волос назад.

      – Ой, ягодка, а будь другом? Мне за лопатою срочно надо! У меня телочка в стайке провалилась под пол, а я ее давай оттуда лопатой доставать. Ну и сломала родимую. Вот и нужна новая, а то картошка скоро пойдет, а чем я подкапывать буду? Могла б, конечно, одолжить у кого, а на следующий год как? Свою иметь надо.

      Я смеюсь.

      – Как же вы, Евдокия Игнатьевна, лопатой умудрились телку выковыривать? Это ж большой ум нужен?

      – И не говори, ягодка, надо было граблями, грабли-то у меня запасные есть. Ну так и чего? Подбросишь до города?

      Я улыбаюсь. Чешу кончик носа и усмехаюсь:

      – Довезти-то довезу, но не за спасибо, конечно.

      – Ой, это да, это без вопросов! – она радостно взбирается в телегу и удобно устраивается на подушках. – Я тебе ведро картошки за это дам. Вот только выкопаю. И сразу принесу!

      – А когда это в Советском Союзе принято стало картошкой рассчитываться?

      Я ехать не спешу.

      Евдокия Игнатьевна ворочается сзади. Только через минуту до нее доходит:

      – А… Так… Так тебе деньги нужны?

      – Не помешали бы.

      – Ой, ягодка… А денег у меня с собой нету, только в аккурат на лопату. Давай ты меня довезешь, а я тебе потом как-нибудь верну, хорошо?

      Я вздыхаю. Ударяю вожжами и тихо произношу:

      – Да ладно уж, помогу… Только вы не забудьте! А если забудете – я вас больше никогда в жизни возить не стану, так и знайте.

      – Ой, да что ты, ягодка! Да когда ж я хоть что-нибудь забывала, а?

      – Долг папке отдать забывали. Тяпку мамке вернуть забывали. Забывали даже корову свою впустить, пока она всю ночь под вашей калиткой не простояла.

      – Ну, сравниваешь тоже! Старая я уже, и память не девичья. Тебе легко говорить, тебе… семнадцать, да?

      – Шестнадцать.

      – Еще чище! Ты-то молодка, вся жизнь впереди, память свежая, а у меня… А чего, кстати, Сережка-то к тебе ходить перестал?

      Я утираю взмокший лоб. Ерзаю.

      – А он и не начинал, – вздыхаю. – Один раз всего зашел и все.

      – Ну и ладно, ну и хорошо! Ты с ним не связывайся, он разбойник, он яблоки у меня в саду пер! Вот из таких потом ворюги и вырастают! Не надо тебе с Сережкой сдруживаться, найдешь ты потом себе еще лучше. Такая красавица, конечно, найдешь! Влюбишься, семью построите, дети у вас по дому бегать будут… Не то что у меня, одинокой…

      Еще одна в мою жизнь нос сует. Ладно мамка, а Евдокия Игнатьевна мне вообще кто? Чего она тут со своими советами расщедрилась?

      Но я себя сдерживаю. Молчу до самого Пскова. Евдокия Игнатьевна мне что-то про свое детство рассказывает, рассуждает, смеется. Видимо, это у нее в крови: делиться всем, чем можно и чем нельзя с малознакомым человеком. Или просто не с кем дома поговорить, одна ведь все-таки живет, вот и отдувается на всех, кого не встретит. А я не слушаю. Думаю, как денег заработать можно.

      Может, извозчиком поработать? Так я Псков шибко и не знаю. Скажут: вези в филармонию. А я и понятия не