Марина. Карлос Руис Сафон

не слыхал о конце Второй мировой. Вот объявлю о нем сейчас, и произведу сенсацию.

      – Да какие там новости, – промямлил я под острым, бдительным взглядом Марины. – Вот выборы будут…

      Интерес Германа неожиданно пробудился, он опустил ложку и поддержал тему:

      – А ваши убеждения каковы, Оскар? Вы левый или правый?

      – Папа, Оскар убежденный анархист, – решительно заявила Марина.

      Я подавился хлебом. Анархистов на мотоциклах я видел, но в чем состоят их убеждения, понятия не имел. Герман окинул меня долгим, заинтересованным взглядом.

      – Ах, молодость… – пробормотал он. – Святой идеализм. Понимаю, понимаю. Сам в вашем возрасте зачитывался Бакуниным. Это надо пережить, как корь…

      Я прожег убийственным взглядом Марину, а та только загадочно улыбалась, наверное, научилась у своего кота. Наконец быстро подмигнула и отвела взгляд. Герман смотрел на меня с нескрываемой симпатией, я вернул ему улыбку и поспешил заняться супом. Это позволяло по крайней мере молчать, а кто молчит, не делает ошибок. Некоторое время мы ели в тишине. Вдруг я заметил, что Герман уснул прямо за столом. Марина ловко подхватила выпавшую ложку и ослабила его галстук из серебристого шелка. Герман глубоко вздохнул. Одна из рук мелко дрожала. Марина помогла отцу встать. Он тяжело оперся на ее плечо, слабо улыбнувшись мне со стыдом и горечью.

      – Вы простите меня, Оскар, – сказал он севшим голосом. – Возраст…

      Я встал, пытаясь помочь Марине, но она взглядом показала, что этого не нужно, и я остался в столовой, а они ушли – дочь поддерживала отца.

      – Очень рад, Оскар, очень рад знакомству, – тихо прошелестел его голос, когда они удалялись в тьму коридора. – Приходите к нам еще, да, приходите еще…

      Их шаги затихли в глубине дома, а я остался при свете свечей и ждал возвращения Марины еще полчаса, проникаясь атмосферой старого дома. Когда мне стало понятно, что Марина уже не вернется, я начал беспокоиться. Пойти на ее поиски по незнакомому дому я стеснялся. Уйти не попрощавшись я не мог. Оставить записку тоже, в комнате не нашлось чем ее написать. Тем временем смеркалось, мне надо было возвращаться в интернат. Я решил прийти на следующий день после уроков и узнать, все ли хорошо. И сразу понял: ведь не прошло и получаса, как я не вижу Марину, а я уже ищу предлога вернуться к ней. Через кухню я прошел к кованым воротам сада. Над городом гасло вечернее небо с неторопливыми тучами.

      По пути к школе, медля и мысленно возвращаясь к событиям этого дня, я старался снова пережить каждую минуту. Поднимаясь по лестнице в свою комнату, я пришел к выводу, что более причудливого и странного дня в моей жизни не было. Но если бы его можно было повторить, я бы сделал это не задумываясь.

      7

      Той ночью мне приснилось, что я заперт внутри огромного калейдоскопа. Какой-то дьявол – я видел только его огромный глаз в круглом стекле – вертел его и заставлял меня кувыркаться. Мир дробился и рассыпался, цветные пятна и причудливые отражения сводили с ума. А, это насекомые. Черные бабочки. Я вскочил