Белый мамонт (сборник). Геннадий Прашкевич

умеешь делать?»

      А та женщина не ответила. Она только повернулась, и запах был приятный.

      Теперь росомашья с матовым блеском шкура с долгой желтой полоской по спине покрывала круглые плечи молодой красивой. Зеленые волосы летели – как туманное облако, перехваченное кожаным ремешком. Оглянувшись, показала ровные светлые зубы. Как росомаха, питающаяся живыми олешками. Встретила взгляд охотника, тонкие ноздри вздрагивали.

      У каждого свой запах.

      Хеллу по старой кости легко мог определить – принадлежала эта кость старому охотнику трибы или когда-то убит был чужой? Но запах молодой красивой смутил его. Пошарив по полу, наткнулся на сухую обожженную кость. Она сразу удлинила, усилила его руку. Заворчав, не понимая, почему его оставили под таким ненадежным присмотром, как эта молодая красивая, опасаясь неслыханной ужасной ловушки, одним движением Хеллу нырнул в зловещую, вобравшую страхи, тьму.

      Запоздалый вскрик молодой.

      Но никто не гнался.

34

      Старый Тофнахт сидел на корточках у входа в пещеру.

      Скалы снаружи, как грибами, обросли ласточкиными гнездами.

      Ласточки метались, как темные молнии, чиркали воздух. Задыхающийся Хеллу молча присел на корточки рядом с Тофнахтом. Подходили другие охотники, обнюхивались. Одни касались Хеллу пальцами, другие просто присаживались. Волосатые головы, бородатые лица, настороженные взгляды. Из душной пещеры несло дымом, застоявшимся воздухом, прелью, слежавшимся мышиным пометом. Кто-то недоверчиво вскрикнул, кто-то уставился на гребни известняковых скал, пасмурно подсвеченных утренним солнцем.

      «…снег идет… снег идет…»

      Густой белый снег медлительно падал на воду реки, на плоские холмы, на тихие пространства тундры. В воде превращался в тусклые мягкие блины, уносимые течением. Выдра, выскочив на берег, испуганно фыркнула. Потом скользнули из белой сумятицы угрюмые тени. Одного охотника несли, он был ранен. В пещере посадили на пол, но он и сидеть не мог. По ударам на голове Хеллу понял, что охотники совсем недавно встретили в лесу Детей мертвецов.

      «…снег идет… снег идет…»

      Солнце поднялось.

      Злобные ручьи бешено понеслись с холмов, снося ил, песок, камни.

      Умершего от ран охотника посадили на дно неглубокой ямы. Кожаная рубаха, расшитая мелкими ракушками и костяными пластинками, на ногах простые муклуки, парка без капюшона с разрезом на груди, заколотым костяной булавкой, на руках костяные браслеты.

      «…ах, ничего я не вижу, и бедное ухо оглохло,

      всех-то цветов мне осталось лишь сурик да хриплая охра…»

      На низкой лиственнице стрекотала сорока – крутила хвостом, выкрикивала обидное, но на нее никто не смотрел. Старый Тофнахт опустил в яму костяную ложку, на плоской ручке которой скручивал в раковину свой хобот белый мамонт Шэли. Под головой умершего пристроили каменную подушку, – он устал, он хотел отдохнуть. Сперва он был на охоте, теперь