Рассказчица. Джоди Пиколт

отвечает Мэри.

      – Верно. Онкологам давно уже надо было искать лекарство от рака в куске хлеба.

      – Скажи это ученым, которые открыли пенициллин, – говорит Мэри.

      – Мэри, а если это не имеет ничего общего с чудом? Просто молекулы глютена так сцепились?

      – Я в это не верю. Но в любом случае это все равно чудо, потому что дает отчаявшимся людям надежду.

      Мои мысли возвращаются к Джозефу, к евреям в концлагере. Когда вас подвергают пыткам за веру, может ли религия оставаться путеводной звездой? Верит ли женщина, сын которой глубокий инвалид, что ему поможет Бог из этого дурацкого хлеба, или, скорее уж, Бог, который позволил ему родиться таким?

      – Ты должна радоваться. Каждый, кто пришел сюда увидеть хлеб, купил что-нибудь из твоей выпечки.

      – Ты права, – бормочу я. – Я просто устала.

      – Тогда иди домой. – Мэри смотрит на часы. – Потому что, думаю, завтра у нас будет вдвое больше посетителей.

      Покидая пекарню и проходя мимо человека, который увлеченно снимает встречу с хлебом на видеокамеру, я уже знаю, что мне нужно найти кого-то себе на подмену.

      У нас с Адамом есть негласная договоренность не появляться друг у друга на работе. Никогда не знаешь, кто может пройти мимо, узнать твою машину. К тому же его начальник – отец Шэннон.

      Поэтому я оставляю машину за квартал от похоронного бюро и снова думаю о Джозефе. Случалось ли с ним когда-нибудь, что новый знакомый игриво грозил ему пальцем и говорил: «Ваше лицо мне почему-то знакомо…» – отчего Джозеф покрывался холодным потом? Смотрелся ли он в витрины магазинов не для того, чтобы увидеть свое отражение, а чтобы проверить, не следит ли за ним кто?

      И разумеется, я задаюсь вопросом: было ли наше знакомство случайным или он искал кого-то вроде меня? Не просто девушку из еврейской семьи в городе, где евреев по пальцам пересчитать, но такую, у которой вдобавок изуродовано лицо и которая слишком замкнута, чтобы выболтать кому-нибудь его историю. Я никогда не рассказывала Джозефу об Адаме, но не углядел ли он во мне человека с нечистой совестью, как у него самого?

      К счастью, сейчас не проходит никакая похоронная церемония. У Адама надежный бизнес – клиенты не переведутся, но, если бы он был занят, я не стала бы его беспокоить. Обойдя здание, я останавливаюсь у мусорных баков и пишу ему сообщение:

      Я на заднем дворе. Нужно поговорить.

      Через мгновение Адам появляется, одетый как хирург.

      – Что ты здесь делаешь, Сейдж? – шепчет он, хотя мы одни. – Роберт наверху.

      Роберт – его тесть.

      – У меня сегодня ужасный день, – говорю я, едва сдерживая слезы.

      – А у меня невероятно длинный. Это не может подождать?

      – Прошу тебя. Пять минут.

      Адам не успевает ответить, как в дверях у него за спиной появляется седовласый мужчина.

      – Может быть, ты объяснишь мне, Адам, почему бальзамировочная комната открыта, когда клиент лежит на столе? Я думал, ты бросил курить… – Окинув меня подозрительным взглядом, он замечает половину моего лица в стиле