Рассказчица. Джоди Пиколт

Зингер?

      Я оборачиваюсь и вижу высокого мужчину с короткими седыми волосами и кожей цвета моккачино в исполнении Рокко. На поясе у него – пистолет в кобуре, на шее – бейдж.

      – Я детектив Викс, – говорит он и на мгновение задерживает взгляд на моем лице. – Не возражаете, если я приглашу вас пройти внутрь?

      Он набирает код на замке, открывает дверь и ведет меня по узкому коридору в конференц-зал.

      – Садитесь. Принести вам чашку кофе?

      – Не нужно, – отвечаю я.

      Хотя мне и ясно, что я пришла не на допрос, но, когда он закрывает дверь, я чувствую себя пойманной в ловушку.

      Шею обдает жаром, и я покрываюсь потом. Вдруг детектив решит, что я вру? Начнет задавать дополнительные вопросы? Может, не стоило ввязываться в эту историю. Я ведь на самом деле ничего не знаю о прошлом Джозефа, и даже если он сказал мне правду, что можно сделать, если прошло без малого семьдесят лет?

      И тем не менее…

      Когда мою бабушку забрали нацисты, сколько немцев закрыли на это глаза, находя своему бездействию такие же оправдания?

      – Итак, – произносит детектив Викс. – О чем идет речь?

      Я набираю в грудь воздуха:

      – Один мой знакомый, вероятно, нацист.

      Детектив выпячивает губы:

      – Неонацист?

      – Нет, нацист времен Второй мировой войны.

      – Сколько лет этому парню? – спрашивает Викс.

      – Я точно не знаю. За девяносто. Подходящий возраст, в общем, если прикинуть.

      – И какие у вас основания предполагать, что он нацист?

      – Он показал мне свою фотографию в военной форме.

      – Вы уверены, что снимок настоящий?

      – Вы считаете, я выдумываю? – Отношение детектива настолько удивляет меня, что я даже встречаюсь с ним взглядом. – Зачем мне это?

      – Зачем сотни сумасшедших звонят на горячую линию, которая отображается бегущей строкой в новостях, и сообщают о пропаже детей? – отвечает Викс и пожимает плечами. – Мне человеческую психику не понять.

      От обиды шрам у меня начинает гореть.

      – Я говорю вам правду.

      Для удобства я опускаю факт, что тот же человек просил меня убить его. И что я дала ему повод верить, будто обдумываю такую возможность.

      Викс склоняет голову набок, и я вижу, что он уже приходит к определенным выводам – не о Джозефе, а обо мне. Очевидно, я слишком стараюсь спрятать лицо; детектив, вероятно, размышляет, не скрываю ли я чего-то большего.

      – В поведении этого человека есть что-то, указывающее на его связь с деятельностью нацистов?

      – Свастику на рукаве он не носит, если вы об этом спрашиваете. Но у него немецкий акцент. Он, вообще-то, преподавал немецкий в старшей школе.

      – Погодите. Вы говорите о Джозефе Вебере? – интересуется Викс. – Он ходит в мою церковь. Поет в хоре. В прошлом году возглавлял парад Четвертого июля как Гражданин года. Я ни разу не видел, чтобы этот человек комара прихлопнул.

      – Может быть, он любит насекомых больше, чем евреев, – спокойно говорю я.

      Викс откидывается