Итальянский футуризм. Манифесты и программы. 1909–1941. Том 2. Сборник

света славы? Прочь! Обойдёмся без этих ростовщических рассуждений!.. У вас, стало быть, нет другого идеала, кроме комфорта и спокойной жизни?

      К несчастью, довоенный джолиттизм и послевоенный биссолатизм³ научили вас одному рецепту мира, смешному и пагубному, – мира ростовщического, меркантильного и боязливого.

      Мы, напротив, поддерживаем и отстаиваем двойную подготовку – войны и революции, – в круге более интенсивного патриотизма, под божественным именем Италии, написанным в нашем небе красным паром нового итальянского мужества.

      Мы верим, что только любовь к опасности и героизму может очистить и возродить нашу расу.

      Те из вас, кто наиболее верен традиции, возразят мне, что подобная интеллектуальная программа неизбежно останется утопией и пустым парадоксом.

      Артуро Лабриола⁴ клеймил в нас, футуристах, поэтах и художниках, нашу склонность смешивать искусство и политику, чтобы защищать национальную гордость и поддерживать вместе с тем восходящее движение пролетариата.

      Мне кажется, Артуро Лабриола впал в предрассудок, довольно естественный в силу новизны для истории нашего поведения.

      Действительно, попробуйте ответить на мой вопрос:

      – С тех пор, как мы обязаны нескольким поколениям политиков ужасающим состоянием коррупции, оппортунизма и удобного делового скептицизма, в который впал мало-помалу итальянский парламентаризм, мы, поэты и художники, одни сохранили из-за того, что я бы назвал полным отсутствием прибыльного рынка, пламя абсолютного бескорыстия под ослепляющим светом идеала недостижимой красоты, мы, пишущие стихи, картины и музыку без надежды заработка – разве мы не имеем права преподавать бескорыстие? И не стоило бы поэтому дозволить нам прогнать торговцев из храма и предложить наши мускулы и наши сердца Италии во имя искусства?

      Возможно, вы считаете нас неспособными к политической практике из-за избытка фантазии? Но конечно, несмотря на всю нашу художественную лёгкость, мы не сможем работать хуже наших предшественников. Впрочем, мы считаем, что история ждала нас. Вы, без сомнения, заметите в разворачивании человеческих событий, что за периодом идеалистического и благородного насилия всегда следует период эгоистического и скупого меркантилизма, как тот, что мы переживаем.

      Теперь мы хотим воскресить страстное и отважное усилие расы, которая смогла добиться итальянской независимости, и мы, поэты и художники, сделаем это без возбуждающего спирта развёрнутых флагов и красных фанфар, не прибегая к новым политическим системам, а только распространяя огонь неугасимого энтузиазма в этой Италии, которая не должна попасть в руки скептиков и насмешников, только электризуя ожесточённым мужеством эту Италию, которая принадлежит борцам!

      Вы скажете мне, следуя наставлениям Жоржа Сореля⁵, что для интересов революционного пролетариата нет ничего более опасного, чем интеллектуалы. И будете правы, потому что сегодня интеллектуализм и культура –