Моя борьба. Книга четвертая. Юность. Карл Уве Кнаусгор

соль? – повторил я.

      – От растолкуя слышу! – Он расхохотался и, подернув вверх брюки, уселся возле Нильса Эрика.

      – Ну что? – спросил он. – Подвели итоги недели?

      – Как раз подводим, ага, – ответил Нильс Эрик.

      – Похоже, компания отличная складывается, – сказал Тур Эйнар.

      – Ты про учителей? – спросил я.

      – Ага, – ответил он. – Вообще-то я всех и раньше знал, кроме вас двоих.

      – Но ты же не местный? – уточнил Нильс Эрик.

      – У меня бабушка тут живет. Я сюда с детства приезжаю на лето и на Рождество.

      – Ты же и в гимназии тут учился, да? – спросил я. – В Финнснесе?

      Он кивнул.

      – Ты не знаешь тут одну девчонку – ее Ирена зовут? – спросил я. – Из Хеллевики?

      – Ирена, ага, – он расплылся в улыбке. – Не так хорошо, как хотелось бы. А что? Ты ее знаешь?

      – Знаю – это сильно сказано, – сказал я, – но я ее в автобусе встретил, когда сюда ехал. Мне показалось, она ничего так.

      – Вы с ней сегодня вечером увидитесь? Такой у тебя план?

      Я пожал плечами.

      – По крайней мере, она тоже прийти собиралась, – сказал я.

      Когда мы спустя полчаса вышли из квартиры и двинулись вверх по холму, меня переполняла чистая радость, какую обычно приносит белое вино, – мысли наталкивались друг на дружку, словно пузырьки, а затем лопались, выпуская на волю спрятанный в них восторг.

      Мы сидели у меня в квартире, думал я, замирая от восторга.

      Мы – коллеги и постепенно становимся друзьями, думал я.

      И я написал охрененно крутой рассказ.

      Восторг, восторг, восторг.

      И этот свет, тускловатый здесь, внизу, среди людей и людских предметов, словно бы сопровождаемый тонко отполированным мраком, который, растворяясь в свете, не одолевал и не вытеснял, а лишь слегка приглушал и смягчал его, такой сверкающе ясный и чистый там, в вышине.

      Восторг.

      А еще тишина. Шум моря, наши шаги по гравию, какие-то звуки откуда-то издалека – стук двери или оклик, и все это в коконе тишины, которая будто вырастала из земли и окутывала нас чем-то, что я хоть и не называл изначальным, но ощущал именно так, вспоминая тишину в Сёрбёвоге и летние ночи моего детства, тишину над фьордом у подножия огромной, полускрытой в тумане горы Лихестен. Эту же тишину я, захмелевший, ощущал и здесь, шагая в гору вместе с моими новыми друзьями, и хотя ни тишина, ни свет вокруг не были для меня главными, настроение они создавали.

      Восторг.

      Восемнадцать лет, иду на вечеринку.

      – Вот там она живет, – Тур Эйнар показал на дом, мимо которого я проходил несколько дней назад.

      – Большой дом, – сказал Нильс Эрик.

      – Да, она с парнем живет, – добавил Тур Эйнар, – его зовут Видар, и он рыбак.

      – А кем еще ему быть? – пробормотал я, остановившись возле двери и протянув руку к звонку.

      – Просто открывай и входи, – скомандовал Тур Эйнар, – мы же в Северной Норвегии!

      Я распахнул дверь и вошел в дом. Откуда-то сверху доносились голоса и музыка. Над лестницей