Моя борьба. Книга четвертая. Юность. Карл Уве Кнаусгор

кивнул девочке из магазина и сверился со списком: – Андреа?

      Она положила под партой ногу на ногу и, склонившись вперед, что-то рисовала.

      – У меня нету любимых предметов, – сказала она.

      – Тебе все предметы не нравятся или наоборот – все нравятся? – не отставал я.

      Она подняла голову. Глаза у нее ожили.

      – Не нравятся! – заявила она.

      – А все остальные – вы тоже так считаете? – спросил я.

      – Да! – подтвердили они.

      – Ну ладно, – сказал я, – просто дело в том, что нам с вами все равно надо провести эти уроки, независимо от того, нравится вам это или нет. Поэтому давайте проведем это время с пользой. Согласны?

      Никто не ответил.

      – Я про вас ничего не знаю, поэтому решил первые уроки посвятить знакомству, а потом уже решим, что будем делать.

      Я встал, отхлебнул кофе и вытер тыльной стороной ладони рот. Из-за стены послышалось пение. Голос высокий и чистый. Наверное, Хеге. А затем к ней присоединились слабенькие детские голоса.

      Это были первоклассники!

      – Для начала я бы хотел дать вам задание, – продолжал я. – Напишите мне что-то вроде резюме на одну страничку. Расскажите о себе.

      – О нет, только не писать! – вырвалось у Кая Руала.

      – А что такое резюме? – спросила Вивиан.

      Я взглянул на нее. Подбородок у нее почти не закруглялся, поэтому лицо казалось квадратным, но при этом не грубым – было в ней нечто мягкое, щенячье. Когда она улыбалась, голубые глаза почти исчезали, а улыбается она, как я понял, часто.

      – Это значит, что надо написать о себе, – ответил я. – Представь себе, что ты рассказываешь о себе кому-то, кто тебя не знает. О чем ты первым делом напишешь?

      Она села по-другому, неуклюже сплетя ноги.

      – Наверное, что мне тринадцать лет? Я живу в Хофьорде и учусь в седьмом классе?

      – Очень хорошо, – похвалил я. – А еще, наверное, про то, что ты девочка?

      Она хихикнула.

      – Да, это тоже полезно знать, – согласилась она.

      – Ну ладно, – сказал я, – напишите страничку о себе. Или, если хотите, больше.

      – Вы это вслух будете читать? – поинтересовалась Хильдегюнн.

      – Нет, – ответил я.

      – А на чем нам писать? – спросил Кай Руальд.

      Я стукнул себя по лбу.

      – Ну конечно! Я же вам тетрадки не раздал!

      Они тихонько засмеялись – они ведь дети, им от такого весело. Я бросился в учительскую, принес стопку тетрадей и раздал их – и вскоре все уже сидели и дружно выводили буквы, а я стоял у окна и смотрел на горные вершины на противоположном берегу фьорда, там, где они словно вкручивались в небо, холодные и черные, в светлую и легкую его ткань.

      Когда прозвенел звонок и я собрал тетради, в теле пузырилось почти ликующее чувство. Все прошло хорошо, зря я боялся. После двенадцати лет учебы момент, когда открываешь дверь и входишь в учительскую, доставлял особенную радость: я пересек черту, я перешел на другую сторону, стал взрослым, и теперь я отвечаю за собственный класс.

      Я положил вещи на стол, налил кофе и, усевшись на диван, посмотрел на остальных учителей. Я попал за кулисы, –